— Ольга Валерьевна, — представляю их друг другу. — Марат. Роман. Мои друзья. Ну… С которыми была «жестокая драка».
— Очень приятно, — улыбаются пацаны.
Ольга Валерьевна разводит руками, словно извиняясь за журналистов.
— Ну, давай, Яш, до понедельника, — жмут мне руки.
— Ходи там «грустненький», — напоминает мне Ромка, чтобы я не рубил сладкое.
— О, черт, точно, забыл…
Присаживаюсь на переднее сиденье.
— Почему — грустненький? — уточняет Ольга Валерьевна.
Делюсь с ней горем.
— О, как я тебя понимаю! — страдальчески закатывает глаза. — Я без сладкого просто зверею! У меня уже руки трясутся.
— Да?? Я, короче, знаю одну кондитерскую, там продаётся бомбическая вещь! Меринговый рулет. Крем — творог, коржи — яичный белок. Жира минимум и натуральный сахарозаменитель. О-о-очень вкусный! Ммм! Мне девчонки с фитнесса показали, мы теперь на сушке постоянно там тусуемся с парнями.
Ольга Валерьевна смотрит на меня как на Бога.
— Адрес.
— Кирова, тридцать.
— Бог послал мне ангела! — поворачивает она в нужную сторону.
А потом мы вместе с наслаждением поглощаем рулет, запивая его кофе и общаясь больше восторженными междометиями.
— Ну всë, - откидывается на кресло, Ольга Валерьевна. — Проси, Иван-царевич, чего хочешь! — шутит она.
— Сигарету б… — мечтательно смотрю в потолок. — У Вас нет случайно?
— Да ты с ума сошёл? Разве может жена мэра курить? — чуть заметно закатывает глаза.
— Чего — совсем не может? — морщусь я.
— Ни в коем случае.
— Даже вот изредка? И без палева? — подозрительно смотрю на неё.
— «Безпалева», сейчас, Ванечка, очень дорогой и редкий товар.
— Мм… Понял. Я сейчас вернусь.
Забегаю в магазин, покупаю сигареты. Утягиваю Ольгу Валерьевну через второй выход в заброшенный сквер, который с центрального входа год уже закрыт как аварийный.
— Я знаю все зачётные подворотни этого города! — прикуриваю ей я. — Хрен сюда кто пройдёт незаметно.
Киваю на тропинку, по которой мы шли. Всё отлично просматривается, а нас как раз не видно.
Она затягивается, закрывая глаза.
— Официально я не курю. Яся не знает…
Провожу пальцами себе по губам, изображая, что замыкаю их на молнию.
Её телефон звонит.
— Да?
— Мам?? — слышу я. — Ну где ты? Полчаса уже ждем!
— Боже! — давится Ольга Валерьевна дымом, закашливаясь. — Я забыла совсем!
Возвращаемся тем же путём, что и пришли — через заднюю террасу кофейни.
— Ванечка, сейчас вас с Ясей должны снять заказные журналисты на улице. Она выйдет, ты её встретишь. Приветственный поцелуй в щеку. Откроешь ей дверь. Она сядет к нам. Всё.
Тяжело вздыхаю.
— Так надо! Дети Алексея Михайловича — дружат, — многозначительно играет бровями.
— Ладно… — покладисто соглашаюсь я. — Только ради Вас.
— И улыбайтесь.
Притормаживает у торгового центра, Ярославна — на крыльце с пакетами в руках.
— Пакеты возьмёшь у неё, — вдогонку.
Подхожу к царевне, мы синхронно наклоняется для поцелуя в щеку, немного неловко тыкаемся друг в друга, запутавшись в какую щеку целовать.
Кто придумал эту тупую постанову? Если б мы дружили, мы б не в щечку целовались, закинул бы эту дурынду на плечо, дал по жопе и утащил бы в машину.
— Да, блять… — шипит она, хватая меня снизу за подбородок, и разворачивает лицо, демонстративно чмокая в щеку.
— Ты чего — поцеловать нормально не можешь?!
— Ну извините, ваше высочество! — дёргаю из рук пакеты. — В щечку мы не привыкшие, гусары как-то больше взасос…
Нечаянно наступаю ей на ногу.
— Гад… — цедит она. — Специально же!
— Весь день мечтал тебе на ногу наступить! — фыркаю я.
Идём рядом к машине, перестреливаясь угрожающими косыми взглядами, но, сука, улыбаемся!
Открываю ей дверь.
— Руку подай! — закатывает глаза.
— Нищим духом не подаю!
Хлопаю дверцей. Обхожу, сажусь рядом.
Ольга Валерьевна, поджав губы, стучит пальцами по рулю.
— Чо — плохо, да? — скашиваю на неё глаза.
— Дубль два, дети.
— В смысле?!
— Возвращаетесь на крыльцо и делаете всë заново, второй раз.
— Оооо… — раздражённо и мучительно стонем мы.
— Вперёд!
Глава 11 — Гад и змеища
От поцелуев в щеку, щеки мои стёрлись, иначе чего бы им так гореть?
Мы едем на заднем сиденье, между нами бумажные пакеты и чувства. Очень сильные чувства! Чувство бешенства, например, самое сильное. И оно так странно бродит по моим внутренностям, что я не совсем уже уверена, что это именно оно.
— Мам, включи кондиционер. Жарко.
Подставляю лицо под прохладные волны воздуха. Оо… Губы расплываются в довольной улыбке. Достаю журнальчик по парфюму с пробниками.
Гад улыбается в свой телефон, пишет голосовые. Намурлыкивает там что-то… Но играет музыка, и я не могу разобрать — что именно он тихонечко говорит в микрофон. Телкам своим, наверное… Желудок сжимается, вызывая изжогу на его шлюханские мурлыкания.
Мне неприятно это. Настолько, что меня этим чувством можно пытать.
Снова злюсь… И на него? и на себя. Почему мне не плевать?
Надо как-то абстрагироваться.
Я сама по себе, он сам по себе.
Пытаюсь включить адекват. Ладно. Ну, хватит, в самом деле, грызться. Ничего прям эдакого он не делает. К тому же до сих пор не слил отцу видео.
— «В клуб не обещаю, но кофе попьём…», — пока переключается трек слышу я его голосовое.
Кстати!!
— Мам? Всë в силе?
— Ясь… — на светофоре ловит мама мой взгляд в зеркало. — Ты только не расстраивайся, хорошо?
— В смысле?! — замираю я, не дыша.
— Борис отменил вам все мероприятия, пока рейтинг не выйдет на более крепкую позицию.
— Аааа!! Это из-за тебя всë! — яростно луплю гада журналом. — Из-за тебя!!
Выставляя предплечья, отбивается.
— Чокнутая!
Вырывает у меня журнал и, заломив руки, заваливает головой к себе на колени.
