– Я коплю, – отвечает Костя.
– На что, если не секрет?
– Хочу татуировку сделать.
– А, – тут же отзывается отец. И добавляет участливо: – На пояснице?
Я глаза округляю и бросаю укоризненный взгляд в сторону отца. Головой качаю. Сопротивление бессмысленно и бесполезно, мой отец — закоренелый троль, пора с этими примириться. И если Матвей давал ему отпор, то Костя... бедный. Он краснеет на глазах.
– Что? – переспрашивает. – Почему на пояснице? На руке.
– А, на руке. Понятно.
– Хм.
Костя напряженно молчит, не понимая, над ним издеваются и выставляют геем или отец просто ляпнул. Тон попробуй еще просеки чужому человеку! Я сжимаю губы, и вновь качаю головой.
Наконец, мы подъезжаем к нужному подъезду.
– На месте! – объявляю громко, стараясь сгладить ситуацию. – Хорошего вечера! И не забудьте поставить пять звезд в приложении.
Костя отвечает смешком.
– Непременно. Спасибо большое. И вам хорошего. Отличная тачка.
Он вновь пожимает руку отцу, кивает мне и выходит из машины. Я делаю вдох–выдох и давлю на газ.
– Скромный парень, – дает характеристику отец. – Стеснительный. Мне понравился.
– Папа, ни слова. Я тебя прошу, ни слова Матвею. Что бы ни случилось, он не должен знать.
– Это еще почему? – удивляется отец. – Что такого случилось–то?
Былые легкость и задор вмиг улетучиваются. Дура я! Теперь надо самой обо всем Матвею рассказывать. Как он это воспримет? Опять поругаемся! Паника сжимает горло.
Только не плакать. Не плакать!
Увидев, что я не разделяю веселья, отец тоже серьезнеет.
– Юль, вот поэтому Матвей мне и не нравится. Ты его боишься.
– Не боюсь. Просто не хочу ссориться. Зачем давать лишние поводы?
– Ты с ним ведешь себя не так, как чувствуешь и хочешь. Ты притворяешься. Представь, если бы мама боялась мне о чем–то рассказать?
– Ладно, проехали. Просто ничего ему не говори, хорошо? Пожалуйста. Я сама разберусь.
Отец размышляет, затем возвращается к шуточному тону:
– Что мне за это будет?
– Папа! – укоряю его, тоже улыбнувшись. Кажется, на этот раз пронесло. Отец в слишком хорошем настроении, чтобы портить мне жизнь.
Мы препираемся еще некоторое время, в итоге я обещаю в обмен на молчание до осени гладить рубашки, в глубине души радуясь, что в этот раз ночевка у Матвея прошла вроде как... на замеченной. Возможно, если так пойдет и дальше, я смогу больше времени проводить с Домом, что пойдет нам обоим на пользу. Правда у меня... боже, сколько у меня учебы! Ничего не успеваю.
Мы приезжаем в свой район, я прошу папу припарковаться, потому что во дворе яблоку негде упасть, а машину оставить так и вообще без шансов. Выхожу из «Черри» и смотрю в телефон — там несколько сообщений от Матвея.
Спрашивает, как у меня дела. Пишет, что соскучился. Улыбаюсь.
«Всё хорошо, да. К лабе готовлюсь весь вечер. О, прости, мне Люба звонит», – допечатываю и отправляю, после чего принимаю вызов от подруги.
– Да, Любаш?
– Юль, ты дома? – голос звучит взволнованно.
Тут же напрягаюсь.
– Да, дома, конечно.
– Можем поговорить? Я бы приехала на полчасика.
– Конечно, приезжай! Вместе позанимаемся. Так а что случилось?
– Дура я! Вот что случилось. Непроходимая идиотка.
– Конкретнее.
– Видела его с женой. Снова.
Глава 20
Время летит, в будничной суматохе недели незаметно сменяют друг друга. Теплый сентябрь остается позади, мы внезапно оказываемся в середине пасмурного октября. А у меня всё по–прежнему. Учеба, робота, Матвей...
Мы с Любашей массу времени проводим на улице: гуляем, ловим последние теплые денечки. Снега и хочется, и не хочется одновременно. Готовимся к длительной зимовке, впитываем витамин Д из последних сил.
Катаемся на велосипедах, бегаем, потому что записались на весенний марафон. Столько всего происходит, и во всём хочется поучаствовать! После более–менее размеренного лета поначалу было сложно втянуться в безумный ритм осени, но постепенно это случилось. Каждая минута расписана. И кажется, какой–то баланс найден.
Мы с Любой поддались на уговоры кураторов и зачем–то записались в студенческий профсоюз, после чего нас сразу же назначили ответственными за проведение праздника у первокурсников. Эдакое Посвящения в студенты. Организация, сценарий, роль ведущих — всё легло на наши хрупкие девичьи плечи. А учитывая панический страх Любаши перед сценой, я осталась будто... одна. После недели нытья и показушных стенаний парни из группы смилостивились и согласились поддержать небольшое шоу. Поучаствовать.
Мы увлеклись репетициями, половину из которых ухахатывались до боли в животе. Но вообще, по большей части получалось достойно.
Вечерами этой же компанией иногда пили пиво в кафешке неподалеку. Ребята во главе со старостой, а это у нас высокий Игорёк в очках, помогали нам, естественно, не просто так: из–за репетиций мы часто прогуливали занятия, зачеты по которым завкафедрой обещала проставить. Каждый преследовал свою выгоду, но всё равно выходило весело и интересно.
Матвей приезжал несколько раз в неделю: встречал с учебы или прямиком в гости. Павел забрал машину, поэтому нам особо и уединиться было негде. Слонялись по кафешкам, караулили его бабушку и ее походы в театры.
По субботам работали аниматорами, после чего проводили остаток дня вдвоем или с его компанией. В остальное время он пропадал на учебе и в своей дурацкой секции с Захаром.
Я, конечно, скучала, но иначе не получалось. Чтобы быть вместе, кто–то из нас должен был бы отказаться от хобби, от своей жизни и друзей. Матвей на это идти не собирался, а я... Это ведь неправильно, верно? Посвятить себя другому человеку, пусть даже самому любимому. Вообще, жизнь–то штука длинная и непредсказуемая, ранние браки зачастую обречены на провал. Об этом стоило помнить и подстраховаться.
Рано утром в пятницу, накануне вечеринки в ночном клубе, мой сотовый вибрирует в половину седьмого. Я уже проснулась к тому времени, но глаза открыть не успела. Досматривала сон. Что–то яркое и странное, очень хотелось его осмыслить и запомнить. Но он ускользал, как хвост кометы. И вот эта трель.
Беру телефон, смотрю на экран: «Любаша». Улыбаюсь и подношу к уху.
– Да?
– Мне плохо, Юля! Я никуда не поеду. Я просто... не смогу, не переживу, не справлюсь.
Цокаю языком.
– Люба, спокойно. Я буду рядом.
Присаживаюсь в подушках. Зеваю и тру глаза. Судя по Любиному голосу, она или давно встала или вовсе не ложилась.
