— Омлет или каша? — спрашиваю его, разливая по раскаленной сковородке подозрительного цвета тесто.
Это мой первый опыт знакомства с готовкой вегетарианской еды, и я очень надеюсь, что этот первый опыт будет удачным.
— Бекон, — буркает Алекс, наливая себе стакан апельсинового фреша.
— Ты что, встал не с той ноги? — Приподняв крышку электрогриля, проверяю готовность бекона.
— Я всегда встаю с одной и той же, — всё так же ворчливо сообщает он.
Улыбаюсь, переворачивая оладьи.
Честное слово, накормить ораву из семи человек — это не лёгкая прогулка. По моей шее стекает капелька пота, даже несмотря на работающий кондиционер и то, что мои волосы подвязаны косынкой на макушке. Но я до шести утра пялилась в потолок, переваривая полученную от подруги информацию, и поняла, что больше не могу.
Мой бывший парень уже три дня демонстративно трахает всё, что движется, будто наши отношения были для него грёбаной каторгой! А мои кости за это время не перемыл только ленивый.
Я вычистила свой инстаграм до такой степени, чтобы ни на одной фотографии не было видно ни единой части его тела, даже случайно попавшей в кадр руки.
Хочу забыть лицо Егора раз и навсегда.
Хочу, чтобы он убрался из моей жизни раз и навсегда.
Тряхнув головой, выкладываю на тарелку три хрустящих ломтика бекона, кусок омлета и пару тостов.
— Спасибо, — буркает Алекс, принимаясь за еду.
— Доброе утро! — Заявляется на кухню нечёсаная, одетая в пижаму Адель.
Клюя носом, усаживается за стол. Алекс бросает на неё хмурый взгляд, возвращаясь к еде. Поливаю её кашу клубничным сиропом и практически роняю тарелку на стол перед сестрой, когда за спиной раздаётся хрипловатый голос.
— Доброе утро.
Волоски на моей шее привычно шевелятся, а сердце ускоряет ритм.
Обернувшись, заглядываю в сощуренные карие глаза, которые смотрят в мои.
— Привет… — говорю тихо, изучая лицо Немцева в ярком утреннем свете.
Оно выглядит заспанным, но его глаза чертовски чёрные и яркие, даже под лучами адского кипрского солнца.
Сегодня утром я думала о том, что, возможно, завязывать курортный роман с ним не самая лучшая идея. Я разочарована в мужчинах, а этот вообще ни черта не понятный. Мы живём в одном доме. И заниматься… свободным сексом под крышей дома, где помимо нас живёт толпа детей, определенно худшая из идей.
Это очень и очень плохая идея. Не знаю, чем думала ещё вчера! Я думала о кубиках его пресса, вот о чём. И ещё о том, что у него очень полные губы, а доставать из него слова — вообще отдельный вид искусства...
Глаза Феди медленно перемещаются к плите, а мои спускаются вниз по его телу. На нём серые брюки и белая заправленная в них тенниска, которая плотно облегает все мышцы на его рельефном торсе. По загорелым подкачанным рукам под рукава тенниски убегают проступающие вены.
Облизнув губы, опускаюсь ещё ниже...
— У тебя что-то горит… — кивает он на плиту.
— Чёрт! — разворачиваюсь и бросаюсь к сковороде.
Быстро сняв с неё гречневые оладьи, выкладываю их на тарелку, хаотично украшая их ягодами и сбивчиво бормоча:
— Я не знаю, что ты ешь на завтрак, и решила… сделать… в общем...
Остановившись рядом, озадаченно рассматривает содержимое тарелки и, подняв на меня глаза, спрашивает:
— Это мне?
— Угу… — киваю, глядя на аппетитные с виду штуки.
— Спасибо. — Упирается он в столешницу рукой. — Кхм… а что это?
— Эм-м-м… оладья из зелёной гречки на кокосовом молоке… — поясняю, потому что это не совсем очевидно. — И кокосовом масле. Вот.
Даю ему в руки тарелку и улыбаюсь.
Принюхавшись и почесав языком зубы, смотрит на грильницу за моей спиной, а потом кивает и усаживается за стол, прихватив с собой вилку.
Себе я накладываю омлет, ломтик бекона и свежие овощи. Усевшись напротив, ловлю его задумчивый взгляд на своей тарелке, после чего он принимается за оладьи. Он не выглядит как человек, жующий опилки.
С облегчением выдыхаю.
Через минуту на кухне появляется сонная Женя, с тащащимся за ней по пятам маленьким Сеней. Он держится за юбку её сарафана, пытаясь разлепить сонные глаза.
— Ого, как вкусно пахнет… — блаженно тянет она, пока Сеня забирается на стул. Подперев щеку рукой, принимается гонять по столу красную пожарную машину. Вскочив со своего места, спрашиваю:
— Бекон или оладьи?
— Бекон на завтрак… — морщится Женя. — Мне оладьи.
— Можно мне кофе? — клянчит Адель, поедая свою кашу.
— Ты знаешь, что нельзя.
— Ладно… — ворчит она.
Выставив чистые тарелки, комплектую их обычными оладьями для Жени и кашей для Сени.
— Опять каша? — кривит он свою детскую физиономию.
— Это полезно, — отрезает Женя и двигает к нему тарелку. — Я сегодня за продуктами собираюсь в город, на днях папа приезжает. Можем заодно съездить в зоопарк.
Дети сонно гудят в знак согласия, а я усиленно вслушиваюсь в голос Феди, потому что он прижимает телефон к плечу, встает из-за стола и направляется к выходу, положив тарелку в раковину. Видно, дело срочное, потому что обычно он убирает её в посудомойку.
Быстро сорвав с себя фартук, огибаю стол и иду следом. Выскакиваю на крыльцо, вспоминая о том, что у меня на ногах только носки. Дверь гаража поднята вверх. Посмотрев на ноги, плюю на всё и иду туда.
Застаю парня у распахнутой водительской двери “вольво”.
Обернувшись, кладет на неё ладонь и смотрит на мои ноги в носках, почесывая бровь и слегка улыбаясь.
— Уезжаешь? — спрашиваю, остановившись на пороге.
Посмотрев на машину, а потом на меня, кивает:
— Да.
Сложив на груди руки, переминаюсь с ноги на ногу и говорю:
— Я тут подумала. Нам не стоит начинать всё это…
— Всё это? — Выпрямляется он.
— Я и ты… ну, мы… — заглядываю в его глаза и прикусываю изнутри губу.
Он делает глубокий вдох, на секунду сжав челюсть.
Его глаза блуждают по двору за моей спиной. Захлопнув дверь машины, опирается на неё плечом и, копируя мою позу, складывает на груди свои загорелые бицепсы.
— Почему? — спрашивает, посмотрев в моё лицо.
— Мы живём в одном доме. Тебе не кажется, что это плохая идея?
Рассматривает свои кеды, игнорируя звонящий в кармане телефон.
— Я тебе неприятен? — спрашивает, наконец подняв на меня непроницаемый отчуждённый взгляд.
