После церемониального принятия шпаг от генералитета побежденной армии царь Петр I обратился к ним со словами: «Вчерашнего числа брат мой, король Карл, просил вас в шатры мои на обед и вы по обещанию в шатры мои прибыли. А брат мой Карл ко мне с вами в шатер не пожаловал, в чем пароля своего (слов своих. – А.Ш.) не сдержал. Я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он со мною в шатрах моих обедал. Но когда он не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих пообедать».
На праздничном обеде русский царь поднял тост за «своих учителей» в военном искусстве – шведов. На что фельдмаршал граф Карл Густав Рёншильд ответил так: «Посему вы мало благодарны к своим учителям, так худо заплатив им за ученье».
От имени русских генералов и офицеров, присутствовавших на праздничном обеде, Петра I, государя-самодержца и полководца приветствовал генерал-лейтенант князь М.М. Голицын. Он, как один из ближайших соратников государя, имел на то право своим мужественным участием в битве: «Ты видел труд и верность нашу, когда чрез целый день (в сражении у Лесной. – А.Ш.) в огне стояли, шеренг не помешали и пяди места неприятелю не уступили; четыре раза от стрельбы ружья разгорались, четыре раза сумы и карманы патронами наполняли; ныне же войска те ж и мы, рабы твои, те же. Уповаем иметь подвиг ныне, как и тогда».
Царский обед завершился к пяти часам вечера победного дня. И только тогда Петр I приказал начать преследование разбитой шведской армии, уже точно уходившей к Днепру. В погоню за ней отряжались гвардейская бригада (Преображенский и Семеновский полки) и 6 драгунских полков (всего около 12 тысяч человек). Гвардейцы были посажены на лошадей, превратившись по такому случаю в «ездящую пехоту». Начальство над погоней поручалось генералам князю Михаилу Голицыну (командиру семеновцев в чине полковника лейб-гвардии) и Боуру.
Одновременно командовавшему на польских территориях русскими войсками генерал-фельдмаршалу на русской службе барону Генриху Гольцу было послано письмо. Ему приказывалось расставить на всех дорогах, особенно тех, которые вели в турецкие владения, крепкие заставы. Следовало не допустить соединения короля Карла ХII с теми шведскими войсками, которые оперировали в Польше.
На следующий день государь «всея России» принял участие в обряде погребения павших русских воинов. Братскую могилу не копали, отсыпав курган. На могильном холме Петр I собственноручно водрузил большой деревянный крест с надписью: «Воины благочестивые, за благочестие кровью венчавшиеся. Лета от воплощения Бога Слова 1709 июня 27 дня».
В «Дневнике военных действий Полтавской битвы» о том прощании с павшими на поле брани рассказывается так: «Того же числа Его Царское Величество повелел тела побиенных Российскаго войска собрать и положить в един курган, и всей армии стать круг онаго кургана, и от всех полков быть священникам для отпевания убиенных. Во время отпевания великий Государь в горьком рыдании и слезах пребыл, и изволил говорить: “О благочестивые воины во благочестии сущия, за благочестие побиенные, всем яко имати дерзновение у Бога молитвами своими помеществуете мне на враги, которые тщатся и истинное благочестие наше истребить и храмы Божия с землею сравнить”.
По отпении изволил учинить троекратное поклонение и притом изволил сказать:
“Никто не может более, как сии, нести тяготу дневную и нощную за любовь Божию, матерь церковь, и целости Отечества, и за него великаго Государя положили души свои, и кровью венчалися, и подвиги страдальчиские явили”.
Потом взял лопату, первее своими руками начал прикрывать тела землею со многим лиянием слез, и тогда вся армия учинила из ружья три залфа и музыка играла на погребение. По обрати кургана изволил поставить крест…»
В тот же день погребению были преданы и убитые побежденные. Молебен над ними отслужили плененные шведские пасторы, находившиеся при главной королевской армии. Попавшие в плен шведы сами хоронили своих погибших.
Царь Петр I приказал поступить с павшими в битве недругами по-христиански. Одно из его известных изречений гласило: «Кто забывает Бога и заповедей Его не хранит, тот при всей своей работе не будет иметь успеха и мало пользы получит».
Теперь предстояло для избежания эпидемий без промедления очистить поле битвы и его окрестности от многих сотен убитых лошадей, собрать с него последние трофеи. В том же «Дневнике военных действий Полтавской битвы» об этом сказано кратко: «Жителям полтавским и народам малороссийским в близости обретающемся повелено собрать побиенных лошадей и обрыть землею, дабы от духоты не последовало бы какое зло.
С 28-го по 29-е число в ночь все полтавские поля очищены».
…То, что преследование началось не сразу, послужило шведам самую хорошую службу. За три-четыре часа они проделали, поспешая, путь в около 30 километров. У Старых Санжар к ним присоединился стоявший здесь в боевом охранении полк генерал-майора Арвида Мейерфельда. Здесь же походную колонну догнал Левенгаупт, командовавшим арьергардом прикрытия.
Понимая всю опасность ситуации, король Карл ХII решил пойти на военную хитрость, характерную для военной истории. Утром 28 июня он отправил к русскому царю представительного генерала Мейерфельда «с согласием» начать мирные переговоры. Тот прибыл в Полтаве до полудня, имел беседу у Петра I и своими «обманными» действиями несколько задержал организацию погони.
Однако военная хитрость не удалась, поскольку энергичный князь А.Д. Меншиков утром того же дня во главе трех конных и трех пехотных полков тоже поспешил в погоню. Он откровенно желал стать тем «царским человеком», который примет капитуляцию королевской армии, даже, может быть, с самим Карлом ХII.
30 июня к Переволочне отправился и сам царь Петр I. С ним выступили к днепровским берегам рота лейб-эскадрона и два пехотных полка – Астраханский и Ингерманландский, посаженные на лошадей.
Путь от Пушкаревки до Переволочны стал для истории Великой Северной войны 100-километровым бегством шведской армии. На рассвете 28-го числа запорожцы принесли весть, что русские начали преследование большими силами. Король приказал сжечь часть обозных повозок и тяжелый багаж, посадить на обозных лошадей часть пехоты. По пути бегства то там, то здесь бросались пушки.
Первым из беглецов к Переволочне добрался гетман Иван Мазепа со своим ближайшим окружением и казной. С ним уходило в пределы Турции где-то около 1,5–2 тысяч казаков гетманщины. Мазепа без задержки переправился на противоположный берег, оставив королю-покровителю письмо с доверительным советом последовать его примеру. Своего покровителя Карла XII на левом берегу Днепра он дожидаться не стал: ему было чего опасаться.
Шведская армия, теряя на пути раненых и отставших людей, павших лошадей, бросив около трех тысяч выбившихся из сил лошадей и часть личного оружия, подошла к Днепру около 8 часов утра 29 июня. За прошедший день был проделан налегке путь в 70 километров, в Кобеляках отбито ружейной стрельбой нападение донских казаков и брошена большая часть пушек. Изнуренные пехотные солдаты, которым не достались обозные лошади, на ходу избавлялись от тяжелого снаряжения.
