Кровная месть или выкуп за убийство?
Институт кровной мести оказался таким устойчивым, что продержался на много веков и даже тысячелетий дольше, чем священные жертвоприношения. Даже те, кто никогда не слышал о существовании племени кимвров и не читал «Илиаду», прекрасно поймут смысл слов «вендетта» или «кровник».
«Убийства чести» происходят в разных частях света, священнослужители и государственные деятели пытаются разрабатывать механизмы примирения. Мы можем сколько угодно говорить о «дикости» этого обычая, возмущаться, удивляться, но он все еще существует, и пусть распространен не так сильно, как несколько тысяч лет назад, но все равно является неписаным законом для множества людей. И речь идет не о понятном человеческом желании ответить тому, кто нанес тебе вред, оскорбил и уж тем более убил кого-то из твоих близких. Механизм, определяющий правила кровной мести, оказывается на удивление устойчивым – и фактически одинаковым в разные времена и эпохи. Перед нами не убийство, совершенное в тот момент, когда человек не контролирует себя, охвачен горем и яростью из-за потери близкого и, не думая о последствиях, бросается на обидчика. Нет, это четко продуманный и всем понятный порядок действий по наказанию убийцы.
Вот Западная Европа в Средние века в описании великого французского историка Марка Блока: «Все люди Cредневековья в целом и эпохи феодализма в частности жили под знаком мести. Месть вменялась оскорбленному как священный долг. Ее не отменяла даже смерть оскорбленного». Историк тут же приводит пример знатного флорентийца Велуто ди Буонкристиано. В 1310 году он был смертельно ранен врагом и, несмотря на свое имя, означающее «добрый христианин», вписал в завещание сумму, предназначенную тому человеку, который уже после его смерти возьмется отомстить за него. Впрочем, мстили вовсе не ради денег, решение Буонкристиано – это просто желание вознаградить будущего мстителя, который сделает важное и необходимое дело.
«В мщение включалась вся родственная группа, и возникала faide, это древнее германское слово было распространено по всей Европе, и означало оно "месть родственников", как пишет немецкий специалист канонического права. И не было морального обязательства священнее, чем это»
[51].
В принципе, мы считаем, что государственная власть упраздняет кровную месть – или нам так кажется из сегодняшнего дня. Но вообще-то, кровная месть веками сосуществовала с государственными наказаниями (а где-то сосуществует и сегодня). В связи с этим Марк Блок писал:
…назначая денежную компенсацию, запрещая применение насилия в определенных местах, сторонники мирного урегулирования конфликтов неоспоримо признавали законность кровной мести. И точно так же вела себя государственная власть: она пыталась защитить невинных, оберегая их от кричащих злоупотреблений родственной солидарности тем, что назначала отсрочку, только после которой можно было начинать мстить. Она старалась отделить дозволенное возмездие от обычного разбоя, совершаемого под прикрытием искупления. Время от времени она пыталась ограничить число преступлений и определить, какие именно из них заслуживают того, чтобы их смывали кровью: так, нормандский ордонанс Вильгельма Завоевателя предполагает кровную месть только за смерть отца или сына.
Никому не приходит в голову отменять кровную месть, предполагается, что ее просто надо ввести в определенные рамки. Но что такое введение кровной мести в рамки, зачем ее нужно ограничивать? На этот вопрос можно предложить много разных ответов: потому что государство все-таки потихоньку, постепенно берет право наказывать в свои руки. Или потому, что ничем не ограниченная кровная месть может привести к такой цепи убийств, которая просто разрушит нормальную жизнь в обществе. А может быть, здесь есть что-то еще? Ведь все ограничения мести означают спасение убийцы…
Библейский законодатель особо оговаривает необходимость создания трех городов-убежищ, куда может бежать тот, кто, говоря сегодняшним языком, совершил «убийство по неосторожности». Это нужно сделать, чтобы «мститель за кровь в горячности сердца своего не погнался за убийцею и не настиг его… между тем как он не подлежит осуждению за смерть, ибо не был врагом ему вчера и третьего дня»
[52]. Отсюда ясно, что в иудейском обществе существовали враги «вчера и третьего дня» – очевидно, среди них были и кровники, так как читателям и автору текста понятно, что значит «мститель за кровь». Однако тем, кто совершил умышленное убийство, убежище, видимо, не полагалось. Что же надо было делать с таким человеком? Его следовало схватить и «передать в руки мстителя за кровь, чтобы он умер». Законодательство Моисея, которое уже знало разнообразные способы наказания, в том числе смертную казнь, все еще признавало при этом право мстителя на ее осуществление, но одновременно делало так, чтобы кровь не лилась бесконечно.
Знаменитая первая статья древнерусского судебника, «Русской правды», начинается шокирующе: «Убьет муж мужа, то мстить брату за брата, или сыну за отца, или отцу за сына, или сыну брата, или сыну сестры, а если не будет мстителя, то надо заплатить 40 гривен за голову». Удивительная ситуация, когда свод законов начинается с четкого прописывания правил кровной мести, не означает, что князья XI века навязывали своим подданным необходимость лишать жизни убийцу. Наоборот, они, так же как их современник Вильгельм Завоеватель, пытались ввести обычай в четкие рамки. Им тоже было ясно, что упразднить его невозможно, а значит, надо определить, что дети за отца мстить могут, а вот, скажем, внуки или двоюродные братья – нет, и тогда следует заплатить выкуп.
Древние франки, конечно, тоже признавали право на кровную месть. При этом «Салическая правда» – сборник законов, составленный в V–VI веках, когда у франков уже зарождалось государство, подробно прописывал странную, с нашей точки зрения, но абсолютно понятную средневековым людям процедуру, суть которой – попытка сохранить жизнь убийцы. Во-первых, за убийство уже наказывали уплатой «виры» – штрафа, а не казнью. Вира, очевидно, была огромной, так как рассматривался вариант, когда человек, отдавший все свое имущество, все еще не выплатил штраф. Тогда он должен был представить 12 человек, которые засвидетельствовали бы, что у него действительно больше ничего нет. Дальше убийца «должен войти в свой дом, собрать в горсть из четырех углов земли, стать на пороге, обратившись лицом внутрь дома, и эту землю левой рукой бросать через свои плечи на того, кого он считает своим ближайшим родственником». Идея понятна – весь род виновен в произошедшем и должен принять участие в очищении от пролитой крови. Горсть земли из родного дома призвана была подчеркнуть связь этих людей между собой, но, с другой стороны, вспомним античное или библейское представление о земле, оскверненной пролитой кровью. Возможно, это своеобразный призыв к очищению родной земли.
На этом, однако, сложный обряд не заканчивался. Убийца «в одной рубашке, без пояса, без обуви, с колом в руке должен прыгнуть через плетень», после чего родственники по отцу и по матери платили часть виры. Перед нами символическое подчеркивание того, что у виновного больше ничего не осталось? Он гол как сокол? А может быть, это такое же символическое бегство из дома, как «исчезновение» жреца, принесшего в жертву быка, после которого наказывали не самого убийцу, а топор?
