И если продолжить начатые выше подсчеты, то в данном случае – при том что, конечно, были годы, когда расстреливали больше, и были, когда расстрелов становилось меньше, – если посчитать среднюю цифру, то получится, что за 32 года, с 1921 по 1953-й, ежегодно в нашей стране на смерть обрекали 31 628 человек, в месяц – 2635, а в день – 88. Такая вот статистика…
В 1960 году Уголовный кодекс 1926 года был наконец изменен. Мрачная 58-я статья из него исчезла, но смертная казнь осталась – за измену родине: «переход на сторону врага, шпионаж, выдачу государственной или военной тайны… оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно – заговор с целью захвата власти». К этим, безусловно, тяжким преступлениям в той же статье приравнивались «бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР» – Нуреев или Барышников, а также многие другие, бежавшие в свободный мир, ходили под расстрельной статьей. И эта статья тоже о многом говорит – из тоталитарного государства, как из мафиозной структуры, уйти нельзя. За уход – смерть.
Смертную казнь могли также присудить за организацию теракта, под которым понималось «убийство государственного или общественного деятеля или представителя власти, совершенное в связи с его государственной или общественной деятельностью, с целью подрыва или ослабления Советской власти». Кроме того, предусматривалась казнь за «убийство представителя иностранного государства с целью провокации войны или международных осложнений» – составители кодекса явно помнили историю с нападением Якова Блюмкина в 1918 году на немецкого посла Мирбаха. Что характерно, Блюмкин после убийства Мирбаха некоторое время жил на полулегальном положении, хотя всем было известно, в каких ресторанах он ужинает, а потом еще служил в ВЧК – и, конечно, в конце концов был расстрелян, но не за «убийство представителя иностранного государства», а как человек, слишком много знавший и близкий к Троцкому.
Казнить могли за «диверсию» – «разрушение или повреждение взрывом, поджогом или иным способом предприятий, сооружений, путей и средств сообщения, средств связи либо другого государственного или общественного имущества, совершение массовых отравлений или распространение эпидемий и эпизоотий с целью ослабления Советского государства». Вряд ли авторы кодекса ориентировались на Кодекс Рокко, но, похоже, эпидемии и эпизоотии представлялись им столь опасными также не потому, что могли унести много жизней людей или животных, а потому, что ослабляли государство.
Зато печально знаменитая 70-я статья, по которой отправились в лагеря многие правозащитники, смертной казни не предусматривала – смягчение было налицо. Точно так же теперь не казнили за разглашение гостайны при отсутствии признаков измены родине, за утерю секретных документов, за контрабанду и даже за организацию массовых беспорядков. Смягчены были наказания за подделку денег и ценных бумаг, за разрушение железнодорожных путей, а также за должностные преступления, вынесение неправосудных приговоров и получение взятки – приближалась эпоха продажных старых правителей. Правда, отдельной статьей предусматривалось наказание за дачу взятки, но «всего лишь» на срок до трех или пяти лет. Однако когда в 1984 году решено было казнить Юрия Соколова, директора Елисеевского гастронома в Москве, то его обвинили именно в получении взятки в особо крупных размерах – при отягчающих обстоятельствах – и приговорили к расстрелу. А в 1961 году – всего через год после принятия кодекса – была ужесточена 88-я статья за незаконную торговлю валютой: добавилась возможность применения смертной казни. Три знаменитых валютчика – Рокотов, Файбишенко и Яковлев – были приговорены по этой статье к расстрелу, хотя свои «преступления» они совершили до того, как был издан указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций». Новый закон получил обратную силу.
За недонесение по-прежнему карали, но тоже «только» тюремным заключением.
Преступлениями, за которые можно было поплатиться жизнью, считались бандитизм, а также уклонение от призыва во время войны. Казнили за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах (в отличие от 1922 года!). По-прежнему казнили за неповиновение командиру или его умышленное убийство либо даже просто за нанесение телесных повреждений в военной обстановке, так же как и за дезертирство во время войны, уклонение от службы, умышленное уничтожение военного имущества, нарушение правил караульной службы, за сдачу противнику военных сил, укреплений и техники и оставление погибающего военного корабля, бегство с поля сражения, мародерство. По-прежнему считалось, что смертью надо карать за добровольную сдачу в плен и за разбой в районе военных действий. За злоупотребление властью командира во время военных действий также можно было получить расстрел.
В 1990-е годы смертных приговоров стали сначала выносить все меньше, потом выносить, но не приводить в исполнение, потому что президент Ельцин в последние годы своего правления не рассматривал и, следовательно, не утверждал их. А с 1999 года начал действовать мораторий на смертную казнь. Значит ли это, что в нашей стране выросла цена человеческой жизни? Хотелось бы верить…
Цена жизни в нацистской Германии
Германия тоже подошла к тоталитарной эпохе с довольно мягким законодательством. В германском мире, как уже отмечалось выше, еще с конца XVIII – начала XIX века шло движение в сторону полной отмены смертной казни – это изменение в законодательстве пытались провести в жизнь правители Священной Римской империи, а в 1849 году Франкфуртский парламент, совершивший неудачную попытку объединения Германии, разрабатывал конституцию, где смертная казнь должна была быть ограничена сферой деятельности военных судов.
Несмотря на то что либерального объединения страны во время революции 1848–1849 годов не произошло, Германская империя, созданная, по словам Бисмарка, «железом и кровью», тоже судила по достаточно мягким для того времени законам. Еще в Пруссии – до объединения – к смерти приговаривали в 16 раз меньше людей, чем в либеральных Англии и Уэльсе, вместе взятых. В Великобритании, как мы помним, в XIX веке могли казнить за мелкую кражу – а в Пруссии только за убийство при отягчающих обстоятельствах, поджог и еще несколько тяжких преступлений. Такой подход унаследовала и авторитарная, милитаристская Германская империя – странными путями идут история и юриспруденция. Даже во время Первой мировой войны германские военные суды – по определению более суровые, чем гражданские, – были милосерднее британских. В Германии они вынесли 150 смертных приговоров, из которых в исполнение привели только 48, в отличие от 3000 вынесенных и 346 исполненных в британской армии
[131]. Можно, конечно, предположить, что британские солдаты были менее дисциплинированными, чем приученные выполнять приказы немцы, но количество братаний с противником в немецких войсках явно говорит о другом.
Законодательство Веймарской республики хоть и предусматривало смертную казнь, но оставалось довольно мягким. Естественно, все изменилось после прихода к власти национал-социалистов, сделавших смертную казнь чем-то абсолютно обыденным и «естественным». И речь в данном случае даже не о газовых камерах, сожженных белорусских деревнях или массовых расстрелах на оккупированных территориях. Прежде чем начались ужасы холокоста и другие нацистские зверства, была проведена менее заметная, но все равно ужасающая идеологическая и юридическая работа, направленная на достижение той же цели, которую мы уже видели в итальянском и советском вариантах: ценность человеческой личности должна была быть превращена в ничто по сравнению с великим значением государства.
