Мысль о том, что казнь преступника благотворна для общества, пройдет через века и цивилизации. Через много веков после Тита Манлия совсем другой человек, Мартин Лютер, будет призывать с уважением относиться к действиям палача, который «есть очень полезный и даже милосердный человек, потому как останавливает злодея, чтобы тот не мог злодействовать более, и этим подает пример другим, дабы им не делать [того же самого]. Он рубит ему голову; других же, следующих за ним, он убеждает, что дóлжно убояться меча, и тем поддерживает мир. В этом есть великое милосердие». С точки зрения великого религиозного реформатора, задача палача настолько важна, что «если вы видите, что недостает палачей, приставов, судей, господ и князей, и вы находите себя подходящим для этого, то надлежит предложить свои услуги и искать этой должности, дабы власть государства не оказалась презренна или ослаблена»
[24].
В Китае, который в обыденном сознании ассоциируется с многочисленными мучительными и изощренными казнями, в реальности дело обстояло не совсем так. Смертная казнь, конечно же, признавалась правителями как нечто должное, но частота и жестокость ее применения сильно варьировали в разные эпохи. Мысль о том, что наказание призвано не только карать, мстить, совершать воздаяние, но и перевоспитывать, присутствовала постоянно.
Конфуций – мыслитель, чье учение можно назвать формообразующим для жизни, менталитета, устройства Китая, – писал: «Вы же осуществляете управление, так зачем вам убивать. Вам только стоит захотеть добра, и народ станет добрым. Ведь благие способности совершенного мужа подобны ветру, тогда как благие способности маленьких людей подобны траве, а трава склоняется, когда дует ветер»
[25].
Впрочем, и здесь мы видим уже знакомую ситуацию: если преступление нарушает основы жизни общины, то виновного, по мнению Конфуция, можно и нужно карать смертью. В его представлении, в мире существует сложная система взаимосвязей, давно закрепленная традициями и поддерживаемая с помощью старинных ритуалов. Нарушение любых связей угрожает всему миру. Великий китайский историк Сыма Цянь в своих «Исторических записках» рассказывает случай, который показался бы дикостью не только современным людям, но и многим современникам Конфуция, будь то в Китае или в других странах. Конфуций, бывший советником Дин-гуна, правителя государства Лу, сопровождал его во время переговоров о мире с правителем Ци. После заключения мира было устроено пиршество, где появились «танцоры с бунчуками, с опахалами из перьев, как бы отгоняя злых духов, они потрясали копьями, пиками и мечами, все это сопровождалось барабанным боем». Это вызвало возмущение Конфуция, который «поспешно вышел вперед и, перешагивая через ступеньки, поднялся к алтарю. Не преодолев еще последней ступени, он взмахнул рукавом одежды и сказал: "Наши два правителя собрались на добрую встречу, зачем же здесь звучит музыка и танцы варваров?"» Танцоров увели, но через некоторое время выпустили актеров и карликов, которые «представляли разные сцены». И снова Конфуций выбежал вперед – он так торопился остановить возмутившее его представление, что «перемахнул» через несколько ступенек и заявил: «Если простолюдин вводит в заблуждение князя, то за это преступление он подлежит казни. Прошу приказать управителю церемонии остановить представление». После этого «церемониймейстер был наказан согласно закону, а танцующие были лишены рук и ног»
[26].
Мы не знаем, какое наказание закон определял в таких случаях для церемониймейстера, но то, что танцоры с отрубленными руками и ногами были обречены на смерть, едва ли вызывает сомнение. Для мудрого Конфуция, провозглашавшего одним из важнейших принципов поведения человечность, действия довольно странные, но так как музыка, с его точки зрения, не просто способ развлечения, а одно из «шести искусств», формирующих благородного и совершенного человека, то танцоры, исполняющие варварские танцы, нарушали правильный ход вещей в мире, что могло привести к ужасающим последствиям. Снова уже знакомая двойственная ситуация: в убийстве преступника нет ничего хорошего, но за «расшатывание основ» убивать можно.
Философы, принадлежавшие к школе легистов, постоянно призывали к строгим наказаниям. С их точки зрения, все подданные должны были быть абсолютно равны – но не в современном, демократическом смысле, а в полном, безоговорочном подчинении государю. Знаменитый советник жестокого императора Цинь Шихуанди – Ли Сы – создал в империи Цинь систему полного подчинения разветвленной бюрократии, умело способствовал унификации разнородных частей, вошедших в только что созданную из территорий разных государств империю. Страна была разделена на округа, границы которых не соответствовали древним границам, элита завоеванных государств была переселена поближе к столице империи, провинциями управляли люди, не связанные с местными традициями. Строительные мегапроекты тоже были направлены на унификацию – разрозненные укрепления на севере страны стали объединять в мощную стену (ту, которую много позже назовут Великой), империя покрылась сетью дорог, по которым могли мчаться посланцы государя или сам император отправлялся в очередную инспекционную поездку, прорытые каналы облегчали перевозку грузов и переброску войск. Ли Сы предлагал уничтожить почти все книги и жестоко преследовал конфуцианцев, которые осмеливались, в частности, утверждать, что и у государя есть определенные обязанности, а не только безграничные права. Во времена правления Цинь Шихуанди к смертной казни могли приговорить за множество нарушений – и уж безусловно за невыполнение приказа императора независимо от того, по каким причинам, объективным или субъективным, это произошло.
Но даже легисты, чья эффективная жестокость вызывает ужас, почему-то находили нужным объяснять, что смертной казни может и не быть, если… ее угроза будет висеть над каждым. Смертная казнь существует
…не во вред народу, а ради пресечения зла и преступлений, ибо нет лучшего средства пресечь зло и преступления, нежели суровые наказания. Если наказания суровы и каждый неизбежно получает то, что заслужил, народ не осмелится испытывать на себе силу закона, и тогда в стране исчезнут осужденные. О государстве, где нет осужденных, говорят: «Если наказания ясны, исчезнет смертная казнь»
[27].
Смертная казнь в данном случае воспринималась как такая угроза преступникам, которой должно быть достаточно для предотвращения последующих преступлений, – знакомое рассуждение!
