Одна история ей особенно запомнилась. В институт позвонил пенсионер и сказал, что перевел на раскопки сто рублей и будет переводить еще, потому что очень заинтересовался динозаврами. «Мы чуть не прослезились, ей-богу. Конечно, сто рублей – это чай, заварка, но даже то, что пенсионер читает, следит за вот этими работами, очень было для нас неожиданно и очень было приятно», – говорит Синица
[59]. Пенсионер сдержал слово – ежемесячно переводил сто рублей.
Каждый год экспедиция продолжалась месяц-полтора, обычно с начала июля до середины августа. Рабочий день начинался с рассветом. К обеду на склон сопки спускалась жара, солнце пекло так, что к молоткам не прикоснешься. В три часа раскопки сворачивали, возвращались в лагерь и после обеда приступали к камеральной обработке, писали этикетки к костям, упаковывали образцы в крафт и вату.
В 2019 году в Кулинде уже без Синицы работали палеонтологи из Читы и Санкт-Петербурга. Они шутят, что палеонтология получилась «кустарной»: приходилось разбирать в кустах отвалы от вскрыши трактора. Оказалось, нож бульдозера изрядно задел костеносные пласты. В одной плите нашли целый череп динозавра. В следующие три года серьезных раскопок уже не ставили, хотя их планируют продолжать.
За десять лет на склоне сопки выкопали три площадки общей площадью тридцать квадратных метров, собрали две тысячи костей. Ни одного целого скелета так и не нашли, даже сочлененные кости легко пересчитать по пальцам: коленный сустав с двумя костями, передняя лапа с когтями.
Найдено пять черепов – все раздавленные и плоские, как лист.
Они похожи на «загадочные картинки», которые в старину печатали в журналах: в переплетении узоров и линий надо найти фигуру. «На эти черепа надо медитировать. Без этого трудно что-то разглядеть», – вздыхает Павел Скучас.
У черепа, ставшего голотипом при описании кулиндадромея, сохранность такая невыразительная, что Синица поначалу хотела его выбросить и только присмотревшись, заметила ряд зубов колышками, а в неровностях породы распознала глазницу. Остальные черепа выглядят еще хуже, но с одного сделали хорошие томографические снимки, что позволит подробно описать все черепные кости.
Самой Синице больше нравятся не смятые в лепешку черепа, а изящные хвосты динозавров и еще чубчик, торчащий из одного черепа. «Чубчик удивительный. Настоящий ирокез, попался только раз. На других черепах ничего подобного нет. Встает вопрос: чубчик случайно прилип к черепу или нет? Может, наши динозавры были с гребешками, как петухи?» – задумчиво говорит она.
И еще странность: за годы раскопок в «змеиной» Кулинде никто не видел живой змеи. Наталкивались лишь на выползки. Змеи оказались такими же неуловимыми, как и скелеты динозавров.
В 2014 году вышло несколько описаний находок из Кулинды. Они противоречили друг другу и наглядно показывали два подхода к изучению ископаемых остатков.
Противоречия объяснялись фрагментарностью материала. Коллекция из Кулинды напоминает рассыпанный пазл, причем неясно, один он или их несколько. Старый анекдот, что у динозавров был один вид, просто ученые собирают его кости по-разному, вполне воплотился в Кулинде.
Годефруа решил, что все кости принадлежат одному небольшому динозавру. Он хотел назвать его «горынычем» или «синицезавром». Но для «горыныча» динозавр слишком мелкий, а от «синицезавра» отказалась сама Синица. «Спасибо в шапочку, не надо», – сказала она. В итоге динозавр получил имя кулиндадромей (Kulindadromeus), то есть «бегунок из Кулинды» (или «бегающий змей», если перевести с эвенкийского).
Взрослая особь кулиндадромея в длину достигала полутора метров, половина приходилась на традиционно длинный для динозавров хвост. Сверху хвост покрывала плотная крупная чешуя в два ряда. На задних лапах росли мелкие чешуйки, как у курицы, на туловище – тонкие, похожие на волосы перышки.
Владимир Алифанов считал иначе. По его мнению, основная масса остатков, в том числе с перьями, принадлежала двум мелким растительноядным динозаврам. Он назвал их кулиндаптериксом (Kulindapteryx) и даурозавром (Daurosaurus). Чешуйчатый хвост он описал как остатки хищного теропода лепидохейрозавра (Lepidocheirosaurus). Также он полагал, что в Кулинде есть остатки длинношеих завропод.
Подобные сложности – не редкость в палеонтологии. Случались и более курьезные противоречия. В 1838 году петербургский зоолог, геолог и палеонтолог С. С. Куторга описал «двух животных» из пермских отложений Приуралья – бритопуса и ортопуса, каждый по единственному обломку кости. Потом выяснилось, что оба обломка принадлежали одной и той же кости: «бритопус» был нижним концом, «ортопус» верхним.
В случае с Кулиндой правильным считается мнение Годефруа, его поддерживают все специалисты. Скучас говорит, что у костей Кулинды нет принципиальных различий, необходимых для выделения нескольких видов и тем более родов.
Спор о видах и родах не отменяет главного – перьев. Каждый знает, что такое перо. Но это знание носит общий характер и скорее мешает пониманию того, насколько перо невероятная вещь. Это самая необычная покровная структура позвоночных, гораздо более сложная и разнообразная, чем чешуя или волосы.
Когда говорят о перьях, первым делом вспоминают маховые птичьи, но разнообразие ими не исчерпывается. Есть пушистый пух цыплят, жесткая щетина пингвинов, шубка киви, усы козодоев, ресницы страусов – все это тоже перья.
Перьями покрыты только птицы, и на протяжении веков они считались принципиальной особенностью группы. Долгое время оставалось загадкой, когда и как появились перья, и связанный с этим вопрос: от кого произошли птицы.
Загадку не могли решить из-за неполноты геологической летописи. Птицы в ней представлены крайне плохо. Буквально все – строение скелета, экология, поведение – мешает птицам попасть в нее. Кости у них хрупкие и мелкие, часто полые, как трубочка для коктейля, и быстро разрушаются. Легкие трупы птиц долго плавают на поверхности воды и не могут затонуть, чтобы попасть в захоронение, их уничтожают падальщики. Благодаря умению летать птицы без труда избегают гибели во время катастрофических событий – наводнений, оползней, извержений, которые массово уничтожают других наземных животных.
От птиц в летописи почти ничего не осталось, ситуация с изучением их эволюции хуже, чем с маммалиаформами, ведь у птиц нет даже зубов.
Первые остатки ископаемой птицы нашли в 1860-х годах в верхнеюрских отложениях Зольнхофена: сначала перо, потом отпечаток скелета с перьями. Птицу назвали археоптериксом. Биолог Т. Хаксли посчитал ее явным «переходным звеном» между динозаврами и птицами.
