В 1999 году в оврагах Гусиного озера провели массовую промывку. Отработали уже три тонны породы, но находки оказались такими же бедными: десяток позвонков рептилий и два зуба муртоилестесов.
В следующие годы здесь организовали уже раскопки, чтобы собрать крупные кости. Их тоже было мало. Чаще всего встречались обломки костей, подчас окатанные. На некоторых сохранились дырочки, вероятно, от моллюсков, которые объедали кость, пока она лежала на дне меловой реки.
Работать было непросто. Кости в местонахождениях Гусиного даже более хрупкие, чем песок, и легко крошатся в пыль. За день отряд в пять человек обычно находил одну кость. Как и у Дмитриева, все они были разрозненные. Зато разнообразие остатков поражало воображение: примерно восемь разных динозавров, не считая других тетрапод.
Описать пока получилось одного – завропода тенгризавра (Tengrisaurus starkovi). Голотипом стал почти целый хвостовой позвонок размером со средний шар для боулинга.
У меловых завропод позвонки – такой же паспорт, как зубы маммалиаформ. Они устроены сложно, покрыты всевозможными гребнями, морщинами. Их структура столь замысловатая, что по отдельным позвонкам и даже обломкам можно отличать разных завропод, определять не только роды, но и виды.
Полости в позвонке тенгризавра такие же, как у титанозавров из позднего мела Южной Америки. Это был достаточно продвинутый титанозавр.
По одному шейному позвонку готовится описание еще одного, более примитивного завропода.
Остальные динозавры представлены зубами, позвонками и костями конечностей, которых не хватит для полноценного описания.
Есть остатки дромеозаврид и орнитомимид. Есть плохой сохранности стертый зуб динозавра, сходного с игуанодоном. Есть, точнее был, двадцатисантиметровый коготь. Может, теризинозавра или дейнохейра, а, может, очень крупного хищника. Коготь нашел Дмитриев, и где сейчас эта находка, неизвестно.
Все эти динозавры пока анонимные, без родовых названий, но со временем в Гусином надеются откопать более полные остатки.
Других тетрапод немного. Хористодера хурендухозавр (Khurendukhosaurus) с длинной шеей. Пресноводная черепаха киргизэмис (Kirgizemys dmitrievi). Остатки примитивных ящериц. Три зуба муртоилестеса. И множество рыб – осетрообразных, амий, костистых.
Залегание слоев показывает, что в раннем мелу на месте Гусиного протекала широкая река вроде современного Дона. Все найденные остатки динозавровой фауны, кажется, были захоронены в ее быстрине и поэтому представлены отдельными костями. В других участках «мелового Дона», в каких-нибудь мелководных заводях или старицах, могли сохраниться и полные скелеты. Пока их не нашли, но перспективы поиска впечатляют. Площадь, где могут найти остатки динозавров, огромна. Нижнемеловые пески занимают в Забайкалье территорию в сотни квадратных километров, и в любом месте может попасться что-то интересное.
Вот всего один пример. Несколько лет назад в Бурятии возле села Романовка палеонтологи заметили окаменелые бревна. Жители перебросили их, как мостик, через ручей. А ведь бревна, как правило, застревают на излучинах, там же могли застревать и захораниваться полные трупы динозавров. Раскопок в этом месте пока не ставили.
На сегодня главное значение Гусиного – в корректировке того, как развивалась динозавровая фауна Сибири. Здесь располагалась южная окраина Великого сибирского рефугия, и не было никаких реликтов. Самый показательный пример – муртоилестес, который уже не просто маммалиаформ, а млекопитающее.
«Гусиное мне представляется фрагментом мозаики, который дополняет картину раннемеловой Азии. Есть ли здесь что-то сногсшибательное, как в других местах? Пока нет. Гусиное – это, скорее, такая рабочая лошадка с очень тяжело дающейся фауной. Она, может, и уникальная, но надо приложить очень много усилий, чтобы ее добыть. Пока мы даже список фауны до конца составить не можем», – говорит Павел Скучас.
Но без этого фрагмента уже нет полноценной картины динозавров Азии.
Динозавры с улицы Ленина
Нет ничего лучше динозавров, по крайней мере, в Благовещенске.
В конце мелового периода тьма утконосых гадрозавров бродила по этим местам. Были олоротитаны с роскошными гребнями, были керберозавры с черепами гладкими, как коленка. Теперь их остовы лежат в слоях глины. Над ними растет трава, ездят машины, стоят дома. Весь Благовещенск располагается на костях динозавров.
Гений амурской палеонтологии Юрий Болотский поднимает тост за здравие динозавров. Он решительно не похож на палеонтолога. У него усы, громкие шутки и казацкая удаль. Он мог бы без грима сыграть полковника Тараса Бульбу. Он тоже любит крепкие слова и горячительные напитки, а запахом табака пропитался насквозь. Кажется, и кости в его лаборатории пахнут сигаретами. «А вы хотели, чтобы я был в цилиндре и фраке? А я вот такой», – смеется Болотский в густые усы.
Его кабинет мало напоминает палеонтологическую лабораторию. Чего здесь только нет! По стенам развешаны черепа лосей и кабанов, добытых Болотским. С оленьего рога свисает настоящий автомат, в ящике стола лежит исправный револьвер. Подоконник заставлен касками, а игрушечные динозавры выстроились вперемежку с гильзами. На книжном стеллаже шеренга пузатых самоваров. «Я, как ежик, все собираю и тащу к себе в норку», – говорит Болотский.
В камине перемигиваются угли. На решетке жарится порубленный топором сом. Пожалуй, это самый странный палеонтологический кабинет на планете. Болотский говорит, что внешность должна соответствовать внутреннему миру. Его внутренний мир поражает широтой, а судьба – странными поворотами.
«Родился я в громадной яме, в Железногорске недалеко от Курска. Там карьерами добывают железную руду. Нас, школьников, сгоняли собирать картошку недалеко от карьера», – рассказывает он. По картофельным полям шла транспортная лента для вывоза пустой породы. С ленты нередко падали вниз куски юрских глин.
Вместо сбора картошки мальчишки часами носились по полю, дрались на мечах из конопляных стеблей. «Помню: лежит на поле метр на метр глыба глины, вся в трещинах. Выветрелая, расслоенная, прямо как книга. Я конопляную палку засунул в щель, перевернул, а там огромный перламутровый аммонит, мокрый и блестит всеми цветами радуги. Раковина была раздавленная, никак не взять. Тогда-то искра в голову и залетела, захотел стать палеонтологом», – вспоминает Болотский.
