– Ну что вы, милая барышня. Я не полиция. Допрос не входит в мои обязанности.
– А что тогда?
Ей вдруг стало любопытно, о чем станет спрашивать ее слишком ласковый старик и что она осмелится ему рассказать.
– Вы понимаете, чем обусловлен мой визит?
Дина кивнула. Пластырь на горле, там, куда в скорой ставили трахеостому, съежился и снова распрямился, щипнув кожу.
– Вы здесь потому же, почему и полицейские: попытка суицида. – Она неловко подтянулась повыше, упираясь в матрас одной рукой и кривясь от боли. – Можно я скажу, доктор?
– Разумеется.
Врач кивнул, блеснули стекла маленьких круглых очков.
– Это было глупо. Я оказалась большой дурой и слабачкой. А еще – эгоисткой.
Взгляд Дины скользнул к тумбочке, где стояла голубая пластиковая миска с фруктами и большой букет белых роз в треугольной широкой вазе.
– Но я же не знала, что жизнь…
Она испуганно замолчала.
Доктор невозмутимо ждал. Пришлось продолжать:
– …Что жизнь намного больше, чем отражение в зеркале, которое видишь по утрам, или перешептывания за спиной, – решительно сказала Дина. Голос зазвенел. – Вот сейчас я не могу себя видеть, но точно знаю, кто я такая. И если вы дадите мне зеркало, это не изменится. Я все еще буду собой.
Дина подняла руку и провела по обритой голове, где свежие ссадины и пара шрамов накладывались на побелевшие следы старой травмы.
– Волосы – мелочь. Они отрастут. Без селезенки я не умру. И лицо можно исправить. И это, – она слегка приподняла бочонок из блестящих стержней и ободков, окружавший ее предплечье, – это срастется. Но я по-прежнему буду собой! И смогу жить дальше. Мне очень жаль, что пришлось умереть, чтобы это понять. Правда.
– Хм, – сказал доктор, въедливо, как показалось Дине, посмотрев ей прямо в глаза. – Полагаю, на сегодня я услышал достаточно. Но мне придется прийти еще, прежде чем я вынесу заключение, барышня.
Он поднялся.
Уже в дверях обернулся – сухонький, невысокий:
– Почему именно Шуберт?
Дина улыбнулась:
– «Смерть и девушка».
Психиатр кивнул с самым серьезным видом и вышел из палаты.
Дина ничего не сказала ему об истинных причинах своего интереса к Францу Шуберту. Любимый композитор Алекса. Как можно было не попытаться понять, что в его музыке или жизни привлекло парня? Ей до ужаса хотелось послушать «Лесного царя», особенно после того, как прочитала балладу Гёте и все, что нашла в интернете об этой мрачной и грустной истории. Кто-то – далекие предки датчан, сочинивших легенду, или сам Гёте, написавший балладу, – словно побывал там, за пределами обычного мира, где темнота тянется, шепча и шурша, чтобы забрать человека себе навсегда…
Дина передернулась, едва не застонав от боли в потревоженной руке. Она думала об этом бесконечно. Место для тех, кто уже не жив, но еще не мертв. Жуткий ненастоящий мир, полный ужаса и беспамятства. Короткая остановка в пути, чтобы решить: вернуться или исчезнуть навеки. Если еще можешь решать. И только тем, кто сам, добровольно, выбрал, куда отправиться, еще до начала пути, – тем тамошний Лесной царь, порождение мрака, обратного билета уже не дает! Теперь-то она понимала, кого именно выбирает Тьма и – почему. Самоубийцы приняли решение и не имели права вернуться. Смерть, как и жизнь, оказалась значительно сложнее, чем Дина когда-либо себе представляла, вот только поделиться своими открытиями ей было не с кем.
В окно робко заглядывало маленькое зимнее солнце, и редкие снежинки искрились на морозе, возникая из ничего прямо за стеклом. Дина осторожно, чтобы не слишком тревожить свежий рубец на животе, выгнула затекшую спину. Ей хотелось потянуться всем телом сладко, до хруста в костях – так приятно было чувствовать себя живой! Несмотря ни на что.
Никогда раньше Дина так много не думала о себе, о том, что же она, собственно, собой представляет. И какой хочет быть. Прикованная к кровати, она будто обретала себя заново. Пыталась понять, в какой момент запуталась и почему там казалась незнакомкой сама себе. Можно было бы списать все на неуверенность, на новую школу, на Люськино влияние и даже на влюбленность, но – нет. Врать себе Дина больше не собиралась. Во всем, что произошло, была виновата она, ведь всегда был выбор, даже тогда, перед последним шагом с балкона, – был. И теперь тоже наступило время выбирать, как жить дальше.
Она начала с того, что безжалостно удалила из соцсетей все прежние аккаунты. Той Дины больше не существовало, как не существовало для новой Дины и прежнего круга общения.
Это оказалось вовсе не безболезненно. Она теперь знала, что такое потерять память, и, удаляя аккаунты с тысячами фотографий, как будто пыталась стереть кусочек этой самой памяти снова. Но, испугавшись, поймала себя на мысли, что стирает всего лишь образ, картинку, нарисованную для других. «Забыть себя таким нехитрым способом невозможно. Та Дина никуда не делась, как и эта, воображающая себя какой-то другой. Не существует двух разных Дин. Обе – это я и есть. И в моей власти сохранить изменения в самой себе до тех пор, пока жива память», – думала она, заново регистрируясь «ВКонтакте» под ником Vita, что на латыни означало «жизнь».
Девушка ядовито улыбнулась в камеру своего телефона и хмыкнула, разглядывая фото: джинсовая бейсболка скрывала короткий ежик обритой головы, ссадины и порезы, старые и новые шрамы. В таком виде она не показалась себе отталкивающей. Даже тени под глазами не могли украсть горящий в них свет. Эта Дина ей понравилась!
Она оформила страничку и вздохнула. Не сказать, что «ВКонтакте» был ей вот прямо так уж нужен, скорее наоборот. Просто существовал долг, который требовал отдачи, и начать следовало именно с него.
Нинка-Катерпиллер, неуклюжая одноклассница, оказавшаяся единственным человеком, готовым протянуть Дине руку в самый ужасный момент… Именно ее она пыталась отыскать сейчас. Кто сказал, что Абрамова вообще пользуется интернетом? Дина почти ничего о ней не знала. В соцсетях ее практически не было. Повезло только в «Вконтакте». Щекастая, нелепо остриженная Нина печально смотрела с экрана планшета на Дину.
Она прогнала ленту записей: стихи, какие-то ролики из ютьюба об археологии, Нинка в горах… Нинка? В горах? С ее-то весом? Нинка ковыряется в песке, под нелепой широкополой панамой лица не видно, но полные, короткие, обгорелые докрасна руки точно принадлежат ей. Нинка смущенно улыбается в компании загорелых взрослых парней и женщин. Под фото сорок комментариев, один другого удивительней: ее хвалят, по ней скучают и зовут в партию на следующее лето студенты универа! У Нины Абрамовой есть своя интересная жизнь, и она, скорее всего, думать забыла о том случае, но Дина забыть не могла. Она снова вздохнула и постучалась к Абрамовой в друзья.
