Принц понял, что ему не успеть.
Поэтому он взял свой лук. Вложил в него стрелу. И взмолился богам – любому, который услышит, – чтобы стрела попала в цель.
Стрела взлетела над рвом, словно направляемая рукой Тирра, бога войны и лучников. Она вонзилась Перхте в спину и пронзила ее сердце.
Перхта соскользнула на землю.
Эрлкинг спрыгнул со своего коня и едва успел подхватить ее на руки.
Когда звезды в глазах его возлюбленной начали тускнеть, он поднял голову и увидел принца, который мчался к его замку, отчаянно пытаясь добраться до сестры.
Эрлкинг пришел в ярость.
Тогда-то и сделал он свой выбор. Тот, последствия которого преследуют его по сей день.
Никто не знает, мог ли он спасти жизнь любимой охотнице. Можно было бы перенести ее в замок… Говорят, Темным известно бесчисленное множество способов привязать жизнь к завесе, чтобы удержать ее, не позволить ускользнуть в Ферлорен. Возможно, ему удалось бы оставить Перхту себе.
Но Эрлкинг выбрал другое.
Оставив Перхту умирать на мосту, Эрлкинг бросился к ее лошади и стащил принцессу с седла. Выхватив из колчана стрелу с золотым наконечником, он крепко сжал ее в кулаке и занес над ребенком – важнее всего ему казалось жестоко отомстить принцу, посмевшему сразить великую охотницу.
Увидев, что собирается сделать Эрлкинг, принц бросился к нему бегом, надеясь успеть.
Но ему помешали адские псы. Их клыки. Их когти. Их горящие глаза. Они окружили принца и хватали, и кусали, и рвали его плоть. Он закричал. Очнувшись, принцесса выкрикнула имя брата и потянулась к нему, вырываясь из рук короля.
Но было слишком поздно. Небо вспыхнуло первыми лучами утреннего света, как раз когда король вонзил стрелу ей в сердце.
Глава 13
Серильда не могла бы сказать наверняка, сколько времени прошло. Сколько времени она вот так сидела, подпирая спиной холодную стену камеры, закрыв глаза и погрузившись в историю, которую видела перед собой. Но рассказ подошел к концу, и тогда она глубоко вздохнула и медленно разлепила веки.
Злат по-прежнему сидел на табурете в дальнем конце камеры и во все глаза смотрел на нее. Он был в ужасе.
Серильда застыла.
– Что? Почему ты так на меня смотришь?
Он потряс головой.
– Ты говорила, что истории могут быть чудесными и прекрасными, и… и восхитительными. Ты употребила именно эти слова. Но твоя история была… – он долго подбирал нужное слово и, наконец, выбрал, – ужасной!
– Ужасной? Да что ты себе позволяешь! – возмутилась она.
– Что я себе позволяю? – он вскочил. – У сказки должен быть счастливый конец! Принц должен был спасти принцессу. Убить Эрлкинга вместе с охотницей, а потом вернуться домой, вместе с сестрой, к любящей семье, и вся страна праздновала бы их возвращение. Они должны были быть счастливы! Что за… за бред, в котором король зарезал сестренку, а принца загрызли гончие… Я не так уж много сказок помню, но эта совершенно точно худшая из всех.
Пытаясь справиться с гневом, Серильда поднялась и сложила на груди руки.
– Выходит, эта история заставила тебя что-то почувствовать?
– Конечно, она заставила меня что-то почувствовать! И это было ужасно!
На лице Серильды появилась радостная улыбка.
– А! Но ведь лучше ужасно, чем безразлично. Не у всякой истории бывает счастливый конец. Как и в жизни, ты же знаешь.
– Поэтому мы и слушаем истории! – заорал Злат, взмахнув руками. – Нет, ты не можешь оставить все вот так! Скажи, принц хотя бы смог отомстить?
Серильда задумалась, прижав палец к губам.
И вдруг заметила катушки, аккуратно сложенные у стены. Каждая сверкала и переливалась, будто золотая жила в заброшенном руднике.
– Ты закончил! – ахнула она и, шагнув к катушкам, хотела потрогать одну. Но Злат встал у нее на дороге.
– Э, нет. Не получишь, пока не расскажешь, что было дальше.
Серильда фыркнула.
– Я не знаю, что было дальше.
Надо было видеть его лицо – растерянное, испуганное, потрясенное.
– Как это ты не знаешь? Это же твоя история.
– Не всякая история соглашается открыть себя сразу. Попадаются такие упрямые…
Пока он пытался переварить ее слова, Серильда поднырнула ему под руку и, схватив катушку, поднесла к горящей свече.
– Потрясающе. Это настоящее золото?
– Конечно, настоящее, – проворчал он. – Ты что же, думала, я тебя обману?
– Вообще-то, да. Думаю, ты это можешь, – и она сморщила нос.
Мрачное лицо юноши осветилось довольной улыбкой.
– Вообще-то, да, могу!
Серильда разглядывала крепкую и гибкую нить.
– Пожалуй, я могла бы полюбить это занятие, если бы у меня выходило что-то настолько же прекрасное.
– Ты не любишь прясть?
Она поморщилась.
– Нет. А ты разве любишь?
– Иногда. Это занятие мне… – он помедлил, подыскивая слово, – по душе. Оно меня успокаивает.
– Слышала я, что так говорят, – хмыкнула Серильда. – Но меня это занятие выводит из терпения. Я с самого начала жду не дождусь, когда кудель закончится.
– Зато тебе нравится рассказывать истории, – усмехнулся он.
– Да, это я люблю, – согласилась Серильда. – Вот так я и вляпалась в неприятности. Я помогаю учительнице в школе, и одна девочка сказала, что сочинять истории – примерно то же самое, что прясть из соломы золото. Ну, понимаешь, делать что-то прекрасное и сверкающее из ничего.
– Эта история не сверкала, – Злат покачался на пятках. – Там сплошь уныние, смерть и тьма.
– Ты говоришь так, будто это что-то плохое. Но, если речь о старинном искусстве плетения сказок, – с важным видом заявила Серильда, – тьма необходима, чтобы сильнее радоваться свету.
Злат поморщился. Потом собрался с духом и потянулся к Серильде. Она напряглась, но он всего лишь осторожно забрал у нее катушку. И все же – не показалось ли ей, что его прикосновение длилось на секунду дольше, чем было нужно, и что он сглотнул, когда клал катушку обратно?
Злат негромко кашлянул.
– Король внимателен к деталям. Он сразу заметит, если одной будет недоставать.
– Конечно, – шепнула Серильда, еще чувствуя покалывание в кончиках пальцев. – Я и не собиралась ее брать. Я не воровка.
Злат хмыкнул.
– Ты говоришь так, будто это что-то плохое.
