— Рассмотрим эту проблему более основательно, — предложил я.
— Как бы ее ни рассматривать, это не изменит моего решения,
— отрезал Гелдерфилд. — Я не могу сделать то, что вы требуете.
— Убийца использовал картофелемялку и шнурок от корсета, —
тихо сказал я. — «Ищите женщину», а?
Гелдерфилд сообразил, куда я нацелился.
— Не обязательно. Мужчина, если он хитер, тоже мог
употребить эти… э-э-э… предметы, чтобы подозрения пали на женщину.
— Десять против одного, что убийца женщина.
— Если и так, то…
Гелдерфилд пожал плечами, намекая на бесплодность гаданий,
подобных гаданию на кофейной гуще.
— В тот вечер, когда погиб доктор, я зашел в спальню миссис
Деварест, вы помните? На спинке стула висел корсет с розовыми шнурками.
— Уверяю вас, молодой человек, множество женщин в возрасте
Колетты носят такие корсеты со шнурками самых разных цветов.
Я вспылил:
— Расследованием занимается лейтенант Лисман, человек
упрямый и цепкий, как бульдог. Скоро он вцепится в миссис Деварест. А вдруг он
обнаружит, что корсета нет или из корсета выдернуты розовые шнурки? Или,
наконец, что в кухне не хватает картофелемялки?
— Какая ерунда!
— Пусть так. Но возможна и другая гипотеза. Конечно, миссис
Деварест — ваша пациентка. Вы привязаны к ней…
— Я бы не стал покрывать убийцу, если бы оказалось, что это
мой пациент. Но я хорошо знаю Колетту. Она не способна проделывать такие трюки,
о которых вы говорите. Убийство? Исключено!
— Вы рассуждаете как врач.
— Я вас не понимаю.
— Ваша горячность выдает вашу необъективность.
Гелдерфилд смутился.
Я откинулся в кресле и прикрыл глаза, давая ему время
подумать.
— Что же нам делать? — взволнованно спросил он.
— Давайте обсудим… Сам я не могу появиться у Деварестов. За
домом наблюдает полиция. Но даже если меня не схватят на улице, едва ли мне
разрешат разгуливать по дому, проникать в кухню и спальню, проверять, на месте
ли корсет со шнурками или картофелемялка. Но для вас-то сделать это — пустяк. И
предлога искать не надо.
Предположим, пациентке необходима инъекция. Вы отправляетесь
на кухню, чтобы вскипятить воду, и заодно удостоверитесь, на месте ли
картофелемялка.
— Даже если я и найду ее — это ничего не докажет.
— А у вас дома кто готовит?
— Обычно я дома не ем. У меня есть экономка, которая следит
за порядком и кормит моего отца. Он тяжело болен, прикован к постели.
— Такое блюдо, как картофельное пюре, она готовит?
— Наверное… При чем здесь это?
— В вашей кухне, вероятно, отыщется картофелемялка. Вы бы
захватили этот полезный предмет вместе с инструментами, привезли к Деварестам
и… подсунули бы туда, где полиция ее отыщет.
— Вы сошли с ума! — вскрикнул Гелдерфидд. — Я врач, я хирург
с безупречной репутацией. На какие поступки вы меня толкаете?
— Миссис Деварест — ваш пациент и моя клиентка, — терпеливо
убеждал я его. — Наконец, она — ваш друг.
Я пытаюсь добиться для нее двойной страховки. Вы не хотите,
чтобы ее арестовали. Я тоже. Наши интересы совпадают. Я останусь здесь, у вас,
а вы поезжайте к ней. Вернетесь — расскажете, что там происходит. Потом
отправьте меня в больницу, где у меня будет подходящая обстановка для того,
чтобы подвести итоги.
— Из этических соображений… — все еще кипятился Гелдерфилд,
но он уже остывал. — Обстоятельства бывают выше нас. Иногда и целителю
приходится напоминать, что он не только врач, но и человек. Бывают ситуации,
когда правила хорошего тона, профессиональная этика и все такое — летят в
окошко.
Гелдерфилд встал, принялся шагать по кабинету, стараясь не
встречаться со мной взглядом. Его беспокойство передалось мне. Я тоже покинул
кресло, подошел к окну. Уже стемнело, и увидеть что-нибудь снаружи было
невозможно.
Гелдерфилд, махнув рукой на «этику», решил, что выпить в
данной ситуации ему будет полезно, и налил себе виски. Он вышел на кухню и
загремел там выдвижными ящиками в шкафах. Затем поднялся на второй этаж (я
услышал его шаги наверху, в спальне). Оттуда доктор снова вернулся на кухню,
повозился там немного и очутился в кабинете с саквояжем, набитым хирургическими
инструментами.
— Нашли то, что хотели? — спросил я.
— Я не собираюсь связывать себя какими-либо обязательствами,
— порывисто заговорил он. — Но вы дали мне понять, что полиция устроит обыск у
Колетты…
— Можете не сомневаться.
— Господи! Если бы магазины были еще открыты, мы бы
раздобыли дюжину этих проклятых картофелемялок!
— Полиция тоже учтет такую возможность, — сказал я.
Доктор снова потащился на кухню, прихватив с собой саквояж,
возвратился через несколько секунд с суровой физиономией, губы плотно сжаты.
— Ладно, Лэм. Придется пройти через это. До сих пор никому
не удавалось заставить меня нарушить профессиональную этику. Первый раз в жизни
я…
— Хорошо, хорошо, доктор, — перебил я. — Отправляйтесь. Буду
ждать новостей. Мне разрешается подходить к телефону?
— Конечно.
— Разумно ли это?
— А если мне потребуется срочно позвонить вам?
— Поступим так: вы позвоните, положите трубку и через минуту
снова наберете номер. Это будет сигнал.
Я подойду после второго звонка.
Он кивнул.
— Хорошо.
— Вы отправите меня в больницу?
— Я должен сделать вам инъекцию.
— Когда кто-нибудь сильно нервничает, беспокоится, разве не
бывает так, что вы «угощаете» пациента дистиллированной водой, уверяя, что
ввели ему морфий?
Его лицо просветлело.
— Да, конечно.
— В моем случае, вероятно, диагноз будет следующий: нервный
срыв, вспышка истерии. Я обратился к вам, умолял об инъекции. Вы не стали
применять сильнодействующего средства и ввели мне дистиллированную воду под
видом морфия. Я успокаиваюсь, меня одолевает сонливость…
— Ясно, — остановил меня Гелдерфилд. — Учитывая ситуацию, я
уложу вас в постель в моем доме и пришлю сиделку. Она проследит, чтобы вы
заснули, и покинет вас. И это все, что я могу сделать для вас, Лэм.
— Сиделка будет посвящена в наши игры?
