Милютин вновь поднимает вопрос о введении всесословной воинской повинности и получает неожиданную поддержку от Петра Александровича Валуева. Разные это люди и по характерам и по взглядам, но оба думали о благе России и пеклись о ее интересах. Находясь летом 1870 года в Европе, Валуев был свидетелем молниеносного разгрома Франции, своими глазами видел отличную организацию германских войск, давивших противника не только своей численностью, но и высоким уровнем подготовки. В Пруссии давно была всеобщая воинская повинность – не пора ли ввести ее и у нас? С этим вопросом Валуев пришел к Милютину.
– Петр Александрович, без всякого сомнения, такое решение вопроса было бы самым рациональным, – с готовностью отвечал Милютин. – Но едва ли можно рассчитывать на успех, если инициативу я приму на себя. Вы знаете, достаточно моего имени в этом предложении, чтобы оно было признано новой революционной мерой.
Оба понимали, что сильным противником Милютина будет граф Петр Шувалов, и потому договорились действовать как бы в обход военного министерства. Через несколько дней Валуев передал для Александра II записку, озаглавленную «Мысли невоенного о наших военных силах» и заключавшую важнейшую мысль: необходимо немедленно приступить к увеличению вооруженных сил на основе введения всеобщей воинской повинности.
На следующий день при докладе военного министра Александр показал Милютину свою резолюцию на записке: «Совершенно совпадает и с твоими и моими собственными мыслями, которые, надеюсь, и будут проводиться в исполнение по мере возможности». Так была начата работа по завершению военной реформы в России.
Дмитрий Алексеевич предполагал, что дело пойдет нелегко, что противников будет немало, но не думал, что так много сил придется каждодневно тратить на сущие пустяки. В поход на Милютина объединился с графом Петром Шуваловым старый недруг фельдмаршал Барятинский. На страницах газет «Русский мир» и «Московские ведомости» начинается ожесточенная критика всех мероприятий военного министерства. Фактическую травлю Милютина возглавили отставные генералы – Ростислав Фадеев и Михаил Черняев.
Конечно, можно всю эту закулисную возню сановников и их клевретов против военного министра отнести к неизбежным издержкам функционирования административного мира. И все же дело обстояло серьезнее. Братья Шуваловы (Петр – шеф жандармов и Павел – начальник штаба гвардейского корпуса) находились в самых дружеских отношениях с германским посланником принцем Рейссом, который в свою очередь имел немалое влияние при дворе и на самого государя, действуя исключительно в пользу Пруссии. В сущности, вся шуваловско-барятинско-рейссовская партия орудовала, сознавая или не сознавая это, под дудку Бисмарка, который боялся развития военных сил России и усиления национального направления в ее политике. В Берлине Милютина считали «врагом Германии номер один».
Но военный министр не собирался уступать просто так. Он пошел известным путем – создал комиссию по введению воинской повинности и по созданию резервных войск. К началу 1872 года были подготовлены соответствующие документы, но Александр Николаевич не торопился с их принятием. Антимилютинская пропаганда, доносившаяся до него из дворца, из аристократических салонов, из гвардейских полков и даже со страниц газет, возымела свое действие. Он перенес на год созыв секретного совещания по военным делам.
Возможно, Дмитрию Алексеевичу вспомнился опыт брата Николая, только что скончавшегося после тяжелой и долгой болезни, как тот проталкивал через петербургские рифы и мели статьи крестьянского манифеста. Князь Барятинский приехал в Петербург летом 1872 года и сразу столковался с близкими по духу людьми. Его позицию разделяли второй русский фельдмаршал граф Федор Федорович Берг и великие князья – братья государя Николай и Михаил. Казалось, что Милютину никак не устоять.
Тем не менее он принимал участие во всех церемониях во время пребывания в Санкт-Петербурге в апреле 1872 года германского императора. День за днем устраивались парадные учения и разводы, коронованные дядя и племянник посещали смотры войск и балы. На обеде в Зимнем дворце на 600 приглашенных оба императора провозгласили спичи в том духе, что их дружба обеспечивает мир Европы. Вильгельм I принял русского военного министра.
– Я доволен, – сказал он мягким тоном, – что побывал в Петербурге и мог собственными глазами убедиться, как несправедливы были доходившие до меня слухи, будто русские войска запущены, будто они уже не в таком блестящем состоянии, как прежде.
Милютин поклонился, но не был обманут любезностью императора – по всем разговорам заметно было его предубеждение против Дмитрия Алексеевича.
Между тем набравший небывалое могущество граф Петр Шувалов смог убедить государя не только в слабости военного министра, но и в том, что он-де выбалтывает все, что говорится на секретных совещаниях в Зимнем, и это тут же становится известным за границей. Александру Николаевичу все еще нравился решительный и жизнелюбивый Шувалов, не испытывавший никаких сомнений ни в чем.
28 ноября 1872 года в Зимнем был большой обед по случаю полкового праздника. Шувалова, стоящего среди гостей, позвали вдруг в кабинет к государю.
– Так, – встретил его Александр Николаевич. – Милютин будет уволен. Кого же назначить на его место?
– Коцебу. – Шувалов был уверен, что этот семидесятилетний генерал-адъютант будет ему подконтролен.
– Да он стар, – возразил государь. – Может быть, Альбединского?
– Этот, кажется, слишком молод, – с неудовольствием ответил Шувалов, явно лукавя, но слишком уж энергичен и честолюбив был Петр Павлович Альбединский.
– А ты сам разве не одних с ним лет? – с внезапным неудовольствием спросил Александр Николаевич. – Ступай.
Граф Петр Андреевич не удержался, чтобы тут же не шепнуть своим об увольнении Милютина, но поторопился. Александр Николаевич заново все обдумал, принял во внимание мнение Марии Александровны, неизменно расположенной к Милютину, и оставил министра.
28 февраля 1873 года в Зимнем дворце открылись секретные совещания. Председательствовал государь. С большой и горячей речью выступил князь Барятинский. Он не просто негативно отозвался о вопросах, вынесенных на обсуждение, но обрушился на всю систему военного управления и организации армии. Князь умел говорить. Его горькие, едва ли не со слезой упреки в том, что «чиновничество взяло верх над военным элементом», что «армия тонет в никому не нужных отчетах», что военное министерство «безмерно завышает» свои расходы, произвели тяжелое впечатление на Александра Николаевича. Открытый и добрый по характеру государь и представить не мог, что более десятилетия фельдмаршал копил мстительное чувство к Милютину. Открытое выражение этого чувства было ему неприятно, потому и аргументы Барятинского он воспринял не в полную силу. Однако вечером во дворце братья насели на государя и смогли убедить, что есть в доводах Барятинского доля истины.
Александр Николаевич не желал сразу становиться на чью-либо сторону не только потому, что дело было слишком важно, но и не желая обострять отношения в царской семье. Он повелел создать комиссию для изыскания путей сокращения расходов по военному ведомству. Председателем назначил князя Барятинского. Тем самым противники Милютина получили формальную структуру для критики деятельности военного министерства.
