В отличие от петербургского общества армейское офицерство поняло и по достоинству оценило действия своего министра, его меры по облегчению их материального положения, созданию благоприятных житейских условий и повышению интеллектуального уровня. Впоследствии при посещении гарнизонов много раз приходилось Милютину выслушивать благодарственные речи на офицерских обедах и летать под потолок на крепких руках.
Ведь в те годы большинство офицеров не имели достаточной военной подготовки. Характерно высказывание одного артиллерийского генерала, принимавшего в те годы молодых офицеров по окончании ими училища: «Прошу вас, господа, выкинуть из головы премудрости, которым вас учили; помните, что голова вам дана для того, чтоб носить каску, а не для того, чтобы рассуждать».
По плану Милютина с 1864 года помимо военных гимназий и военных училищ создаются также юнкерские училища. Без их окончания или без сдачи там экзаменов отныне никто не мог быть произведен в офицеры русской армии. С 1867 года стали создаваться учебные команды с двухгодичным сроком обучения для подготовки унтер-офицеров. Улучшилась постановка обучения в академиях Генерального штаба, Артиллерийской и Инженерной, была создана Военно-юридическая академия. Стоит отметить, что сам Милютин постоянно уделял большое внимание всем учебным заведениям своего министерства, регулярно их посещал, знал состояние дел там. Он не считал зазорным дома по вечерам самому просматривать сочинения учащихся военных гимназий или присутствовать на их музыкальных вечерах.
Были изданы новые военные уставы, наставления, учебные пособия. Ставилась задача учить солдат лишь тому, что необходимо на войне. Важной частью реформы было перевооружение армии. С 1856 года начало вводиться на вооружение в войска нарезное оружие. В 1868 году на вооружение была принята 4,2-линейшая винтовка с откидным затвором «берданка». В 1877 году на вооружение армии были приняты стальные орудия со скрепленным стволом на жестком лафете. Это потребовало полной технической реконструкции оружейных, патронных и химических заводов. Благодаря строительству новых артиллерийских заводов Россия стала крупным по мировым меркам производителем оружия, винтовок и стальных орудий.
Симпатии Александра Николаевича к прусской монархии выражались даже в мелочах. В 1874 году император провел перемены в обмундировании армии – смену цветов на погонах и воротниках. По совету герцога Георга Мекленбург-Стрелецкого также задумал заменить в пехоте русские штыки на прусские тесаки. Объяснял он это свое давнишнее желание тем, что «так у пруссаков». Великий князь Николай Николаевич, Милютин и другие генералы на специальном совещании решительно возражали, к ним присоединился наследник. Государь с великим князем Владимиром Александровичем остался в меньшинстве и повелел оставить в армии штыки, а тесаки все ж таки ввести в гвардии.
И все-таки Россия менялась!
На одних летних маневрах в черноземных губерниях по нераспорядительности квартирьеров не был подготовлен дом для отдыха императора. Как на грех, день выдался серый, дождливый, с пронизывающим ветром. После скачки по полям все немного разогрелись, но перспектива провести вечер и ночь в палатке не радовала. Между тем кто-то обмолвился, что всего в версте стоит помещичий дом. Поехали туда.
К удивлению и негодованию, обнаружили, что миленький двухэтажный дом с мезонином и небольшой верандой закрыт. Обитателей не было, кроме глухого старика сторожа, ничего не знавшего. Выходило, что хозяева специально оставили дом, не желая принимать императора, о присутствии которого на маневрах было широко известно.
– Открыть двери! – распорядился Александр Николаевич, слезая с лошади.
– Ваше величество, – мягко возразили ему, – вы не имеете права: это частная собственность.
– Что? – повысил голос царь. – Я – не имею права?
– Нет.
Бросил Александр Николаевич еще раз взгляд на дом, видимо, недавно выкрашенный в белую и желтую краску и уютно отражавший своими стеклами вышедшее из-за туч солнце. Усмехнулся и приказал:
– Артиллерийскую батарею сюда. Живо!
Через полчаса на рысях подлетела батарея. Три орудия по указанию императора были поставлены рядом с домом и заряжены холостыми снарядами.
– Огонь! – гаркнул император, и с грохотом пальнули орудия. Взлетели все вороны и галки в окрестности нескольких верст, а в уютном дворянском доме вылетели все стекла.
– Будут они помнить визит императора, – ворчал Александр Николаевич, покидая негостеприимную усадьбу.
Глава 3. Высший свет
Петербург, где сосредоточивалась официальная жизнь огромной империи, конечно же, не представлял собой всю страну, так же как придворно-бюрократическая сторона жизни Петербурга, отнимавшая много сил и времени у наших героев, шла рядом с жизнью обыкновенной, которой они вовсе не чуждались.
Обеспеченное и родовитое дворянство, штатское и военное, особенно молодежь, находило массу удовольствий и развлечений в пестроте столичной жизни. На рубеже 1860-1870-х годов театры содержались за счет Императорского двора, артистам платили весьма щедро и потому в Санкт-Петербург приезжали все знаменитости.
В Большом театре по понедельникам, средам и пятницам давали итальянскую оперу. Почти все ложи были абонированы. Самым элегантным днем считался понедельник, когда партер и ложи заполняла блестящая гвардейская молодежь. По вторникам, четвергам и воскресеньям давали балеты, куда ездила та же публика. В те годы блистала мадам Петипа, жена балетмейстера Мариуса Ивановича Петипа. В опере соперничали две европейские знаменитости: Нильсон – несравненная Маргарита в «Фаусте», и Патти – поражающая изумительным голосом в «Севильском цирюльнике», «Риголетто» и «Сомнамбуле». В обществе образовались две партии: одни отдавали предпочтение Нильсон, другие – Патти, споры были ожесточенны и принципиальны.
Театральный сезон заканчивался обыкновенно в воскресенье на Масленой неделе перед Великим постом. Прощание публики с артистами в Большом театре происходило пышно: по окончании спектакля вызовы без конца, подношение букетов и цветов, а любимцам – и ценных подарков по подписке.
Тогда же стали давать на Александринской сцене оперетки Оффенбаха, новейшее достижение европейской цивилизации – «Прекрасную Елену», «Орфея в аду», «Периколу». По позднейшим воспоминаниям Владимира Михайловича Вонлярлярского, крупного землевладельца и офицера гвардии, в этих оперетках осмеивались и религия, и мифология, и правительство, «этот театральный репертуар служил великолепной подготовкой к будущей революции».
Впрочем, в те же годы наивные исторические пьесы Кукольника, Полевого и Зотова потеснила трагедия графа Алексея Константиновича Толстого «Смерть Иоанна Грозного» (две другие части драматической трилогии «Царь Федор» и «Царь Борис» не скоро попали на сцену, публика читала их в журнале «Вестник Европы»). Тонкий лирик не случайно обратился к русской истории. Трагедии его лишены аллюзий к современности, но в них он выражал свой взгляд на то давнее переходное время для Руси, изливал свои размышления о нравственной природе власти, о цене великих переворотов в истории. Любопытно, что Академия наук отказала в присуждении Уваровской премии за первую трагедию Толстого, несмотря на горячую защиту профессора Никитенко. Негодование публики по сему поводу было велико.
