Нечаев служил учителем в петербургском Сергиевском приходском училище, но, конечно, не это было его главным делом. Он готовил на весну 1870 года социальную революцию в России. Работы было много, люди постоянно требовались, и он привлек Верочку, которую знал еще по Москве.
Верочка делала все, что он ей говорил. Он имел над ней какую-то колдовскую силу, темные глаза его излучали магнетическую энергию, подавляющую несогласие и слабость. Оставалось только подчиняться. Она переписывала документы, разносила письма, училась стрелять, следила за указанными ей царскими сановниками, лишь одного она не смогла – сказать, как любит его.
Ее арестовали 1 мая 1869 года в числе многих. Два года просидела в тюрьме, страдая не от ареста, к которому давно была готова и восприняла как должное. Ее волновала судьба Нечаева.
Спустя год ей передали, что он благополучно избежал ареста и находится в Швейцарии. С тех пор Швейцария стала чрезвычайно занимать ее. Географию она знала хорошо и помнила рисунки в учебнике: горы, Монблан, Женевское озеро, пастухи, шале в горах… где горит очаг, на столе козий сыр и козье молоко в глиняной кружке, у ног лежит огромный сенбернар, она держит Сергея за руку и говорит о своей любви…
В 1871 году ее освободили, оправдав по суду, ибо многого судьи не узнали. С пьянящим чувством удивления и презрения она поняла, что могучая на вид царская машина не так уж сильна. Сергей был прав!
Вскоре она была отправлена в административную ссылку и за два года переменила несколько городов и губерний. Испытания закалили ее. Теперь это была профессиональная революционерка, многое знавшая и умевшая, имевшая широкие связи. Идеи Нечаева жили в ней. Только сила, террор смогут расшатать трухлявую императорскую Россию… и наступит заря новой счастливой жизни!
А сердце ее тосковало.
В середине 1870-х годов Верочка решается и переходит на нелегальное положение. Из Харькова она переезжает в тихий Киев. Там киевские «бунтари» устраивают на квартиру, достают документы, и она работает с ними два года. Участвует в организации деревенских поселений народников, готовится войти в конный отряд агитаторов, постоянно и немало упражняется в стрельбе.
И на этот раз, в 1877 году, уцелев при разгроме организации, она избежала ареста. Переехав в Петербург в конце года, Засулич начинает готовить план освобождения Нечаева, пятью годами ранее выданного швейцарскими властями России и приговоренного к двадцати годам каторжных работ. Успешный побег князя Кропоткина сильно воодушевил ее.
Алексеевский равелин находился в западной части Петропавловской крепости. Следовало проникнуть туда самой или установить связь с солдатами-караульными… Но в ту пору случилась «Боголюбовская история».
13 июля 1877 года в Дом предварительного заключения приехал градоначальник генерал-адъютант Ф.Ф. Трепов, которого втихомолку называли внебрачным сыном императора Николая Павловича. Трепов был известен как большой грубиян и упрямец, в высшем свете и при дворе его за глаза называли не иначе как «Федька».
Проходя по тюремному двору, недовольный Трепов распекал администрацию и мимоходом увидел, что заключенные гуляют по трое-четверо. «Почему заключенные по одному делу гуляют вместе?» – взъярился Трепов. «Я по другому делу», – осмелился сказать один, по документам Боголюбов, но настоящая фамилия была Емельянов, арестованный при разгоне демонстрации у Казанского собора в декабре прошлого года. «Молчать! – крикнул Трепов. – Не с тобою говорят!» Узнав у начальника тюрьмы, что Боголюбов уже осужден, добавил: «В карцер его», и пошел далее.
Боголюбов с товарищами, обогнув здание, вновь встретился с градоначальником, но на этот раз обиженный Боголюбов не стал снимать шапку.
Высокий старик, чрезвычайно похожий на покойного императора, побагровел: «В карцер! – закричал он. – Шапку долой!» и попытался сбить тюремную бескозырку с головы заключенного. Тот отклонился.
Почти вся тюрьма была у окон, ибо приезд градоначальника стал все же развлечением в однообразном чередовании дней. Большинство решило, что Трепов ударил Боголюбова. Что здесь случилось – трудно представить. Раздались крики, стук в окна.
Трепов буркнул еще что-то и поспешил уйти.
«Теперь из-за вас Боголюбова приказано сечь!» – объявил громко начальник тюрьмы. Сечь? Политического заключенного?
Начался тюремный бунт, и очень скоро о нем и его причине стало известно в городе. Поползли слухи, что Боголюбову дали не 25 розог, как приказал градоначальник, а якобы секли до потери сознания.
Иные прибавляли, что секли не его одного, а чуть не полтюрьмы. Словом, разговоров было много. Но обыватели страшились, передовая общественность возмущалась, в свете иронически улыбались самоуправству «Федьки», а революционеры решили отомстить.
«…Зверская расправа эта произведена была не в степи, не в сибирском остроге… а по распоряжению неудобоважаемого градоначальника столицы, облеченного монаршим доверием, второго лица в империи… Какие меры возможны… для обуздания зверского произвола полновластных временщиков?!» – восклицалось в подпольно изданной прокламации организации «Земля и воля».
Мести подлежало не собственно наказание, а постыдное унижение человеческой личности по самодурству царского сатрапа. «За это надо отомстить, – решил один из ярых сторонников террора Николай Морозов, наблюдавший сцену с Боголюбовым из окна камеры. – Если никто другой не отомстит до тех пор, то отомщу я, когда меня выпустят, и отомщу не как собака, кусающая палку, которой ее бьют. Я отомщу не Трепову, а назначающим таких людей». Морозов был не одинок. В разных местах империи и разными людьми готовились покушения на Трепова.
Это трудно, но можно понять, как повышенную, но в основе своей естественную реакцию на оскорбление человека человеком. Но вот в воспоминаниях С.В. Аптекмана есть принципиально иной взгляд на наказание Боголюбова: «Партии был нанесен страшный удар, тяжкое оскорбление. Стон раздался в партии, словно из сердца ее вырвали кусок живого мяса. Крик „Месть! Месть! Смерть опричнику!“ разнесся в партии». Петербургский центр поручил дезорганизаторской группе выработать план убийства Трепова. «Этого требовала честь всей революционной партии», – не эта ли фраза Аптекмана яснее показывает характер борьбы террористов против власти.
Группа из шести человек во главе с В. Осинским установила наблюдение за Треповым и разрабатывала план покушения. Стоит пояснить, что кружок Валериана Осинского и Дмитрия Лизогуба, нацеленный на террор, действовал с осени 1877 года в Киеве, и Засулич не могла не знать о его существовании.
Между тем сам Трепов, при всем своем самодурстве, сознавал некоторый перехлест в своем приказании и на всякий случай решил посоветоваться с известным судьей А.Ф. Кони, но тот не приехал на его зов. Тогда Трепов получил задним числом санкцию министра юстиции Палена.
Пален заявил Кони в ответ на возмущение действиями градоначальника:
– Ну и что же из этого? Надо послать пожарную трубу и обливать этих б… холодною водою, а если беспорядки будут продолжаться, то по всей этой дряни надо стрелять! Надо положить конец всему этому.
