В полном доверии к Вашим чувствам остаюсь
Андриан Михайлов.
Мая 14 дня 1880 г.».
Лорис-Меликов не мог остаться равнодушным к этому страдальческому и искреннему воплю смертника. Он посетил Михайлова, убедился в искренности его раскаяния и обратился к государю с просьбой о помиловании.
16 мая император распорядился: «Андриану Михайлову даровать жизнь и сослать в каторжную работу в рудниках на 20 лет». Этот двадцатисемилетний преступник участвовал в попытке освобождения Войнаральского, в убийстве шефа жандармов Мезенцова и был известен, по агентурным данным, как «особо опасный», но помилованный царем, дожил благополучно до такого возраста, до которого цари не доживают – до семидесяти шести лет.
Сомнения посещали революционеров не только в тюрьме. Вполне типична судьба Льва Тихомирова, еще недавно рьяного сторонника террора и одного из организаторов Исполнительного Комитета. С юных лет усвоив миросозерцание, господствовавшее в «прогрессивных» слоях, не имея своего жизненного опыта и глубоких знаний, он подпал под влияние книжной пропаганды, составлявшей по его позднейшему признанию «большое зло».
Изведав на собственном опыте долю пропагандиста и агитатора, редактора газеты «Земля и воля» и организатора террористических акций, Тихомиров задумывается: «Настоящая причина бессилия наших политических программ состоит в том, что они слишком теоретичны, слишком мало национальны, слишком мало сообразованы с условиями нашей страны», – еще бы, идеи классовой борьбы и кинжальная практика итальянских карбонариев куда как далеки от нужд российских.
Тихомиров разочаровывается как в «детском примитивном воображении, которое наслаждается фейерверком трескучих фраз», так и в терроре, который «или не нужен, или бессилен». К концу 1880 года один из главарей партии оказался в кризисе. Он недоумевал: «Страна полна жизненной силы – но почему же чахнет революционное движение?» Ответ на нелегкий вопрос пришел не сразу. «Революционное движение есть не причина, а только признак зла, от которого главнейше страдает современная Россия. Зло это… – недостаток сериозно выработанных умов в образованном классе, вследствие чего вся умственная работа этого класса отличается не очень высоким качеством». Полуобразованность – приговор жестокий, но верный, хотя сами революционеры с ним никак не могли согласиться, почитая свое учение верным, потому как оно было их учением.
Михаил Тариелович Лорис-Меликов не мог знать о размышлениях Льва Тихомирова, но суть процесса, происходившего в революционной среде, он чувствовал: движение зашло в тупик. В то же время глава «диктатуры сердца» прекрасно понимал шаткость своих планов и своего положения, признавшись как-то Ефиму Абрамовичу Перетцу: «Раздайся снова какой-нибудь злополучный выстрел, и я пропал, а со мной пропала и система моя».
Вот почему он предлагал государю проведение немалых послаблений в отношении противников власти, вот почему решительно настаивал на ускорении продвижения своего проекта, который и враги и союзники Лориса называли «конституцией Лорис-Меликова».
Но в то же время и могущественная партия «охранителей» сознавала, что идет в тупик и от отчаяния прибегла к крайним средствам. В том же августе 1879 года, что и «Народная воля», была создана и не менее года действовала «Тайная Антисоциалистическая Лига». Поразительно, что весьма откровенная эпоха не сохранила ни одного имени членов Лиги. Известно лишь, что Лига была построена тайно от полиции и ставила своей целью «парализовать зло», «железным кругом» встать вокруг самодержца для его защиты. Данные обстоятельства – сверхсугубая тайна, верноподданническая риторика и практическое отсутствие реальных дел – позволяют предположить, что Лига была если не мистификацией, то плодом фантазии близких двору людей, хотевших успокоить императора – и не его одного.
Сохранились письма «великого Литера», обращенные к княжне Долгорукой, с описаниями структуры Лиги, обрядов заседаний и ее деятельности. В них не названо ни одной фамилии членов Лиги, но содержатся характеристики некоторых государственных деятелей и совет: уговорить государя не ездить на развод в Михайловский манеж, ибо террористы могут по пути устроить взрыв. Совет хорош, но полиция знала о такой угрозе. Видимо, Лига была порождена членами царской семьи и близкими ко двору аристократами из желания хоть что-то сделать, да делателей в этом кругу не было.
Обсуждая перипетии борьбы за будущее России в придворной и административной сферах и в сфере подпольной, революционной, мы не должны забывать, что обо всем этом думал и государь. Он оставался самодержцем, его слово и его решение были законом.
Стоит привести здесь мнение Перетца, считавшего, что в те годы Александр Николаевич был «замечательно добросовестный работник. Вся представленная масса дел рассматривалась безотлагательно. По вторникам ему направляли мемории Государственного Совета, если объем листов 40–50, то получали назад часам к 4-м, если до 80 листов, – то к вечеру или на следующее утро. Александр Николаевич не прерывал своих занятий и в путешествиях, читал на пароходах, железных дорогах, в городах, где оставался короткое время…».
Судя по всему, в 1880 году Александр Николаевич пришел к мысли, что пора отбросить страхи и сомнения и завершить начатое им здание великих реформ. Заминка январского Особого совещания его не смущала. Милютин хорош в военных и дипломатических делах, Горчаков, к сожалению, впал в старческое помешательство, Валуев ослабел духом, взялся вдруг за писание романа «Лорин» – ну могут ли они переломить сопротивление «охранителей», переубедить наследника, вдохновляемого Победоносцевым?… Все надежды император возложил на другое. Видимо, не только решительность, ловкость и организаторские способности привлекли Александра Николаевича в Лорис-Меликове. Было еще что-то, сказанное обоими, что создало между ними особые отношения.
Сведущий в переплетениях правительственных сфер, Перетц 18 февраля записывал в дневник: «Против Лориса большая оппозиция в высших кругах. Главною виною ставится ему то, что он в погоне за популярностью совершенно распустил печать, дозволяющую себе судить не только свободно, но и дерзко и резко про все и всех. Несмотря на все эти обвинения, Лорис всемогущ». Секрет был прост – за Лорисом стоял царь.
2
О Лорис-Меликове стоит сказать особо. Его влияние на самого государя и на все важнейшие решения тогда было огромно, недаром позднее некоторые историки говорили об «эпохе Лорис-Меликова». В периоды кризисов и затруднений любая разумная власть стремится не только к поддержанию нормальных условий жизни, но и установлению новых, более удобных и выгодных для нее и общества. «Хитрый армяшка», как называл себя сам Лорис, вскоре ощутил усталость царя и пассивное отношение к идее преобразований, которая буквально носилась в воздухе, была в уме и на языке у многих. Лорис вознамерился осуществить то, чего давно желали многие. У него вполне доставало знаний и практической сметки для проведения государственных преобразований. Не менее важно то, что он обладал и ловкостью царедворца, знающего, на какие рычаги следует нажимать для приведения в ход государственного механизма.
