Большинство домов по Тверской были украшены флагами, коврами, цветами и гирляндами.
Члены дипломатического корпуса ожидали въезда в роскошном доме князя Белосельского-Белозерского, где их угощали завтраком (вскоре этот дом отойдет купцу Елисееву). Высшее общество Москвы толпилось на трибунах, устроенных во дворе Английского клуба. У Триумфальных ворот на пересечении Садовой и Тверской, на Страстной площади, у Воскресенских и Спасских ворот были выстроены галереи в древнерусском стиле, и все они были уже с полудня переполнены взволнованной публикой.
После сигнальных выстрелов из орудий, поставленных в Кремле, загудели-зазвонили все колокола московских церквей. Шествие тронулось из Петровского дворца. Оно было чрезвычайно длинно, но публика не чувствовала утомления. Его открывали полицмейстер и двенадцать жандармов, за ними следовали конвой Его Величества из черкесов и башкиров, черноморские и гвардейские казаки.
Восторг публики вызвала кавалькада из представителей азиатских народов России – башкир, черкесов, абхазцев, калмыков, казанских и крымских татар, менгрельцев, каракалпаков, дагестанцев, армян, гурийцев, грузин, курдов. Здесь можно было видеть блеск и роскошь оружия и одежду всех столетий. Сверкали драгоценные камни и золотые украшения, дорогая сбруя; секиры, копья, кинжалы и самопалы вызывали в памяти седую древность; халаты и кольчуги из мелких колец, бритые головы у одних и волнистые волосы до плеч у других, высокие бараньи шапки и чалмы – «Да это из „Тысячи и одной ночи“!» – восхищалась просвещенная публика.
Далее следовал эскадрон кавалергардов на отличных лошадях в блестящих позолотой кирасах, с серебряными орлами на шлемах. Эскадрон конной гвардии был также великолепен.
В пешем строю шли гренадеры дворцовой роты, высокие, статные старики. Их мундиры не сверкали золотом, но у каждого на груди позвякивали пять-шесть крестов и медалей за давние и недавние битвы и походы.
В открытом фаэтоне в шесть лошадей ехали два церемониймейстера с жезлами, далее верхом – оберцеремониймейстер с жезлом, украшенным изумрудом, церемониймейстер, 25 камер-юнкеров, церемониймейстер и 11 камергеров. Таково было начало.
Далее тянулись четырехместные кареты со вторыми чинами двора, первыми чинами двора, членами Государственного Совета. За обергофмейстером графом А.П. Шуваловым следовал лейб-эскадрон кавалергардов.
Государь император ехал верхом в генеральском мундире, в ленте ордена Св. Андрея Первозванного. Поодаль тянулись великие князья, иностранные гости, министр двора и свита государя.
Александра Федоровна катила за сыном в золоченой карете времен Екатерины II, запряженной восьмеркой гнедых лошадей. За нею следовала новая императрица Мария Александровна с сыном Владимиром в карете, подаренной в 1746 году королем Пруссии Фридрихом Великим императрице Елизавете Петровне. Далее ехали великие княгини. Лейб-эскадрон кирасирского полка заключал отдел карет, где восседали статс-дамы, камер-фрейлины, гофмейстерины и фрейлины в пышных парадных платьях.
При вступлении в столицу государя был произведен 71 выстрел из орудий. У Земляного города государя встретила городская дума, у Белого города – московское дворянство. У Воскресенских ворот государь сошел с коня. С обеими императрицами он выслушал краткое молитвословие, приложился к Иверской иконе Божией Матери.
Подле Спасских ворот его встречал комендант Кремля. На паперти Успенского собора выстроился Святейший Синод. При входе государя в собор прогремели 85 пушечных выстрелов, при входе в Кремлевский дворец – еще 101 выстрел.
На следующий день государь присутствовал на смотру Преображенского батальона, а после обеда осматривал сокровища Оружейной палаты. Александра Федоровна уехала на свою дачу Александрию, столь памятную ей, а государь с семейством отбыл в Останкино, где во дворце графа Шереметева ему были приготовлены апартаменты. Там он говел и в соседней церкви Святой Троицы приобщался Святых Тайн.
25 августа в четвертом часу Императорские регалии были перенесены из Оружейной палаты в Андреевскую залу при обычном церемониале. Большая императорская корона была сделана по повелению Екатерины II. Матушка-царица некогда передала придворному ювелиру Иеремию Позье, уроженцу Женевы, все свои бриллианты, оправа которых вышла из моды, с наказом, «чтобы новая корона была богаче всех корон в Европе, но при этом весила не более пяти фунтов». Работой Позье императрица осталась довольна, и с тех пор русские государи венчались на царствование этой короной.
Трудно было оторвать глаза от сверкания сотен крупных бриллиантов, двух рядов крупных снежных жемчужин и огромного рубина, купленного еще при царе Алексее Михайловиче и по фантазии заезжего швейцарца увенчанного крестом из пяти великолепных бриллиантов. Малая императорская корона императрицы была устроена по образу Большой. Рядом на постамент были положены держава и скипетр. Держава служила эмблемой власти еще со времен римских кесарей. Золотой шар был украшен сверху неотделанным большим овальным сапфиром, окруженным бриллиантами, и увенчан бриллиантовым же крестом. Скипетр был сделан из золота, посредине и внизу украшен бриллиантовыми обручами. Вверху его красовался знаменитый Орловский бриллиант, над которым возвышался черный державный орел, также сверкавший бриллиантовым блеском.
Там же лежали коронные знаки ордена Св. Андрея Первозванного, составленные из крупных и мелких бриллиантов, Государственная печать, сделанная из серебра еще при Алексее Михайловиче, Государственный меч из стальной полосы в один аршин и шесть вершков, рядом было укреплено Государственное знамя – на золотой ткани с обеих сторон был вышит императорский орел с воздетыми крылами.
В тот день Успенский собор был украшен роскошным балдахином из красного бархата с вызолоченными коронами наверху. Под балдахином был установлен трон, по бокам которого поставлены престолы – для Александры Федоровны и Марии Александровны.
В навечерие торжественного дня Александр Николаевич с семьей слушал всенощное бдение у Спаса за Золотой Решеткой, старой домовой церкви русских царей.
26 августа была ясная и теплая погода. Кремль с раннего утра был полон народа. На помост, сооруженный на Соборной площади, публику пускали по выданным билетам. В семь утра раздался залп из пушек и все колокола загудели дружным хором. Растворились двери Успенского собора. Он был еще пуст. Зажигали свечи. Появились придворные дамы и встали в первый ряд на местах, отведенных для свиты. Все они были в великолепных уборах: розовые и голубые кокошники, унизанные жемчугом и осыпанные драгоценными камнями, на плечи спускались газовые вуали с золотыми блестками; жемчужные пояса, богатые ожерелья, браслеты из драгоценных камней, оправленных с удивительным искусством, дополняли туалеты дам, приводя иностранных гостей в почтительное изумление.
Прибыло католическое духовенство, пасторы реформатской церкви, армянские священники.
К девяти утра прибыл дипломатический корпус.
Четыре офицера кавалергардского полка с обнаженными палашами в правой руке и с касками в левой заняли места на ступенях трона.
