Сбросив с себя вонючего, небритого мужичонку, я покрепче ухватился за черенок лопаты и в два удара отбросил бомжей от себя, при этом уложил одного, высокого и крикливого, разбив ему голову. Противник попятился, со страхом глядя на окровавленную лопату в моих руках.
- А-а-а! Твари! Поубиваю! - заорал я и погнал четверых оставшихся по поляне. Ко мне присоединился Борис, мы сообща - он руками, я лопатой - разогнали бомжей. Я саданул еще двоим или троим, но бил теперь плашмя: что-то удерживало меня, какая-то жалость к этим злым, хилым, вонючим, но все же людям…
Пока мы гоняли остатки бомжовой банды по поляне, Паганель, видимо, поняв, что толку от стрельбы нет, ухватил пистолет за ствол и, размахивая им, как молотком, загнал своего врага в воду. Раменка оказалась довольно глубокой речкой, несмотря на пятиметровую ширину, и наш самый опасный, вооруженный ножом противник уплыл вниз по течению.
Поле боя осталось за нами. По поляне там и сям валялись, ползали и пытались встать поверженные бомжи. Слава Богу, я никого не убил своей лопатой! Трое улизнули, один уплыл. Шестерым досталось покрепче, но они потихоньку приходили в себя. Мы побили втроем десятерых, опять же не считая бабульки с синяками, которую кто-то побил до нас. Для двух археологов и одного инженера не такой уж плохой результат!
Борис полез в карман куртки за сигаретами, но оказалось, что все они сломаны. Я достал свои - они были в точно таком же состоянии. Пришлось курить обломки…
Паганель, практически не пострадавший - у Бориса на скуле виднелась царапина, я вообще оказался разукрашен, посмеиваясь над нашими попытками прикурить чинарики и не обжечься, извлек из кармана трубку, и, набивая ее табаком, задумчиво сказал:
- Интересно, почему они на нас напали? Ведь мы не сделали им ничего плохого…
Борис резко повернулся к нашему руководителю.
- Наивный вы человек, Максим Кузьмич! Вы живете в каком-то выдуманном мире. Зачем, почему… Увидели бомжи в глухом месте троих хорошо одетых людей и решили ограбить!
- Или съесть! - пошутил я, но сразу вспомнил скрюченные синие лапы в ведре, и меня чуть не вырвало.
- А давайте допросим кого-нибудь, - Паганель прикурил и решительно двинулся к ближайшему бомжу, который сидел на траве, стонал и очумело крутил головой.
Этот был мой первый сваленный противник. Видать, я приложил ему основательно - вся левая половина его лица заплыла, глаз превратился в щелочку, зато другой, здоровый, так и вылупился на нас со страхом и отчаянием. Борис жестко взял его за шиворот, двинул ногой по заднице и ощутимо встряхнул.
- Очухался, Брюс Ли хренов?! Паганель поморщился.
- Боря, не надо так жестоко!
Борис зыркнул на него бешеным глазом, сплюнул и снова рванул бомжа за шкирку. Воротник старого грязного пальто не выдержал и с треском оторвался. Бомж рухнул на землю и что-то залопотал, закрываясь руками - видимо, решил, что его сейчас снова будут бить. Паганель присел рядом и заглянул бомжу в лицо.
- Скажите, э-э-э, милейший, почему вы на нас напали? Ведь мы же вам ничего не сделали!
Бомж, распространяя омерзительное зловоние, завертелся, заскулил, по щекам его вдруг потекли слезы. Борис, морщась, опять встряхнул его.
- Говори, гнида! А не то…
- Не надо, Боренька, - остановил искателя Максим Кузьмич. - Я сам с ним поговорю…
После нескольких гипнотических пассов бомж успокоился и внятно ответил на вопросы Паганеля. Получалось, что минут за двадцать до нашего появления к бомжам пришел человек, «седенький такой, в куртке, на пальце перстак красивый!», и предложил двести долларов, если они грохнут троих лохов, которые «новые русские», а в овраге собираются построить автостоянку. Причем вся одежда и содержимое карманов «новых русских» тоже достанется бомжам. Ну, они и согласились!
Я покрутил головой.
- Нет, ну надо же! Неужели Судаков!? Значит он действительно убийца, все сходится! И тайник этот, и Николенька, и тот парень, жених вашей Лены…
Пока мы разговаривали, дождь усилился. Очухавшиеся бомжи расползлись с поляны, костер затух, чадя белесым дымом. Паганель отпустил нашего пленника, тот секунду озирался, потом вдруг вскочил и дал стрекача, скрывшись в бурьяне.
Мы двинулись назад, решив вернуться той же дорогой, какой и попали в этот «затерянный мир».
Я молча вытирал отсыревшим носовым платком кровь с лица. Паганель, шагающий впереди, о чем-то думал. Вдруг его прорвало:
- Никогда бы не подумал, что я так дешево стою! Двести долларов США за троих! С ума сойти! А ведь он, сволочь, знал, что для этих несчастных двести долларов - запредельные деньги!
- Да бросьте вы их жалеть, Максим Кузьмич! - Борис выбросил окурок в кусты. - Убивать людей за деньги - какой же скотиной надо быть! Я не удивлюсь, если они сейчас соберутся и снова полезут - с ломами и топорами! Ох, чую, ухо надо держать востро!
Мы пробирались той же тропинкой, внимательно следя за окрестностями. В мокрых желтых зарослях что-то шуршало, шальная кошка шарахнулась через тропинку, Борис воровато поплевал через плечо, Паганель, не оборачиваясь, нервно хохотнул. Все было спокойно - то ли по голове всем попало прилично, то ли еще почему, но нас никто не потревожил до того самого места, где мы обнаружили тайник.
Отсюда уже виднелись сквозь ветви деревьев мост, насыпь и шныряющие по ней с далеким гулом низкие хищные силуэты легковушек. Справа, внизу, угадывался серый длинный короб теплотрассы, курящийся струйками пара…
Борис обернулся ко мне.
- Серега, как думаешь, есть смысл возвращаться сюда? Ну, тайник вскрывать!
Я покачал головой.
- Сам не знаю! Может, это вовсе не тайник, а какие-нибудь подземные ходы, секретные, пишут же в газетах…
Паганель бросил через плечо:
- Это не подземный ход, а небольшая камера, типа погреба, метра полтора на два - я лозой определил.
- Ну, так как? Будем возвращаться? - Борис нетерпеливо помахал рукой. - Для очистки совести надо бы вскрыть эту берлогу!
Я осторожно потрогал разбитые губы.
- Дома решим!
На этом разговор и кончился…
Тропинка раздваивалась: в кусты уходила довольно сухая дорожка, ведущая, судя по направлению, в нужную нам сторону, пересекая овраг наискось. Посовещавшись, мы выбрали этот путь и зашагали, озираясь, сквозь мокрые заросли.
Минут через пять кусты остались позади, мы вышли на открытую местность и остановились. Прямо перед нами, метрах в ста, вверху, на насыпи у края дороги, возле белой «Нивы» стоял человек в серой куртке и в бинокль разглядывал нас…
- Какая сволочь! Убью, сука! - Борис подобрал с земли увесистый сук и быстро побежал к насыпи, скользя и оступаясь.
Человек опустил бинокль, спокойно обошел машину и сел за руль. «Нива» рыкнула двигателем, тронулась с места и влилась в гудящий поток автомобилей, быстро удаляясь в сторону Ломоносовского проспекта.
