От танка к своему командиру подбежал еще один танкист и остановился в нескольких шагах.
– Живой? – испуганно спросил он.
– А как же, – ответил я. – Сознание только маленько потерял. Ты его водичкой полей, ему чуть легче станет.
– А вы кто? – спросил он, глядя на мою грязную форму.
– Старший лейтенант Соловьев, шестьдесят пятый ОМИБ.
Остальные члены экипажа танка подошли буквально через несколько минут. Посмотрев на своего командира, после полива речной водой ненадолго очнувшегося, а потом снова провалившегося в забытье, они переглянулись и о чем-то пошептались.
– Вот что, – сказал носатый смуглый танкист с вьющимися темными, почти черными волосами. – Командир ранен, надо его доставить в батальон. Там медсанбат, его посмотрит врач. Сейчас делаем носилки и понесем товарища младшего лейтенанта.
Носач, наверное, прибыл откуда-то из кавказских республик и говорил с акцентом, но слова не коверкал.
Остальные тут же развернулись и начали осматривать окрестности в поисках чего-нибудь для изготовления носилок.
– А танк? – спросил я, ни к кому не обращаясь. – С танком что будете делать?
– Танк придется взорвать, – немного поразмыслив, сказал носач не очень уверенно.
– Подожди взрывать, – возразил ему русоволосый крепыш, отличавшийся от других коротковатыми кривыми ногами. – Это успеем. А вдруг сейчас из рембата приедут танк вытаскивать, что тогда? Кто будет отвечать за порчу имущества? Ты, Оганесян? Под трибунал ведь пойдем!
Тут же в дискуссию вступили все присутствующие. Гвалт стоял как на базаре. Когда дело дошло до криков «А ты кто такой тут?», я решил это толковище прекратить. Лейтенант я или погулять вышел?
– Молчать! – крикнул я. Вроде и не очень громко, но танкисты сразу замолчали и повернулись ко мне, и я добавил тем же тоном: – Я – старший лейтенант Соловьев, шестьдесят пятый ОМИБ! Беру командование на себя! В шеренгу по одному… Становись!
Танкисты быстро выстроились в шеренгу, хоть и не идеально ровную, и уставились на нового командира. Я прикинул что к чему. Про танки я знал, что они ездят, стреляют и лучше им на дороге не попадаться, а то механику-водителю из него ничего не видно, и он может даже не заметить, что тебя задавил. Но у меня тут было аж пятеро танкистов, которые свою машину изучили от и до.
– Механик-водитель кто?
– Я, красноармеец Оганесян, – ответил носач, предлагавший взорвать танк.
– Наводчик? – спросил я, подумав, что механик-водитель нам сейчас не очень-то и нужен.
– Я, младший сержант Копейкин, – сделав короткий шаг вперед, представился тот самый коротконогий русоволосый паренек, который громче всех протестовал против уничтожения машины.
– Докладывай, младший сержант, о состоянии вооружения, о боекомплекте, – приказал я.
– Вооружение в полном порядке, ствол пушки практически новый, после замены и сотни выстрелов нет. Пулеметы в отличном состоянии. Бое комплект для пушки сто семь снарядов, из них восемьдесят бронебойных. И для пулеметов полный комплект, две тысячи семьсот семьдесят два. Ну, там отстреляли немного, но две семьсот с копейками есть.
– А сколько понадобится времени для того, чтобы подготовить танк к подрыву? – поинтересовался я у него. Надо же знать, когда надо собираться и отходить.
– Самое большее – минут десять, – не задумываясь, ответил Копейкин. – Я поэтому и был против этого с самого начала. Рванет боекомплект за милую душу, танк только на переплавку, чинить уже нечего будет.
– Копейкин, Оганесян, проверить все необходимое для подрыва и доложить, – я решил, что соперники будут присматривать друг за другом и тогда точно ничего не пропустят. Я, конечно, после них сам гляну. Уж взрывать мне пришлось – мама, не горюй. Надо будет – взлетит так, что далеко видно будет, а тем, кто окажется рядом, сразу станет хорошо.
Хреново, конечно, что самый опытный в экипаже – наводчик, прослуживший полтора года, у остальных стаж и того меньше – от полугода до года. Пацаны безусые, как по мне. А других здесь нет и взять неоткуда.
* * *
Я заглянул в башню. Прямо под люком были места для командира, наводчика и заряжающего. Как они в такой тесноте умудряются еще и стрелять, вот что удивительно? Сразу стало понятно, почему в танкисты не берут двухметровых гигантов. Вниз, к месту водителя и стрелка, не полез, что я там не видел? Да и застрять могу с моими-то габаритами, а это уже урон авторитету командира.
– А где ваш батальон, товарищ командир? – спросил наводчик Копейкин, когда я вылез из башни.
– Там, где ему положено быть, товарищ младший сержант, – ни секунды не задумываясь, ответил я. – К стрельбе готовы?
– У меня всегда все в порядке, – с гордостью ответил Копейкин. – Я на дивизионных стрельбах первое место второй год подряд беру. Так что готовы поразить любую цель.
Для того чтобы машина выглядела брошенной, я послал бойца к сгоревшим танкам, и мы густо намазали башню сажей со стороны, откуда могли прийти немцы. Авось, подумают, что сожгли после того, как не смогли вытащить. Приказал еще кинуть на другой берег трос. Тоже хорошая обманка.
Пока маскировались, Оганесян попытался еще раз выдернуть танк. Завестись он завелся, только вот сдвинуться с места КВ отказался. Я тем временем послал двух других танкистов сооружать носилки лейтенанту Ване. Придется все равно его тащить рано или поздно, так пусть будут наготове.
Но бойцы вернулись слишком быстро и с пустыми руками, даже пары веток не притащили.
– Там… немцы едут… – прохрипел круглолицый брюнет с торчащими ушами, пулеметчик, стрелявший из Дегтярева, по его словам, всего пять раз на стрельбище.
Вот и пригодился стибренный бинокль. Выглянув из башни, я навел оптику на дорогу. Так себе приборчик, честно говоря, четырехкратное увеличение, линзы тридцать миллиметров, никакой защиты от пыли или чехла в комплекте, сдохнет быстро. Но я увидел то, что надо. Впереди колонны шли три мотоцикла, за ними – «ганомаг», в кузове которого сидело с десяток немцев. Метров через сто тащились танки. «Двоечки» и «троечки». Я насчитал десять штук. Поровну тех и других.
– Копейкин!
– Слушаю, товарищ командир! – отозвался наводчик.
– Тебя как зовут, младший сержант? – спросил я больше для того, чтобы успокоить его, чем из любопытства. Скоро тут такое начнется, что не до имен будет. Но я почему-то чувствовал себя совершенно спокойно. Казалось бы, двадцать лет прошло со времени последнего боя, а будто вчера все случилось.
– Саша, – не отрывая взгляда от немецкой машины, ответил Копейкин.
– Первый бой?
– Ага.
– Так. Ты, – я кивнул выглянувшему из люка на корпусе Оганесяну, – тащи лейтенанта вон в те кустики и остаешься с ним. Чтобы ни звука там не было! Надо будет, заткни ему рот, держи, но чтобы вас не нашли там! Понятно? Да быстрее ты!
