Первым очнулся майор, который, очевидно, был и порученцем, и нянькой Попелю.
– Николай Кириллович, ну нельзя же так, – начал он. – Вы не можете бросить все…
– Отстань от меня, – замполит отмахнулся от помощника как от надоедливой мухи. – Мое место как коммуниста – на переднем крае. Здесь мы раскатаем немца так, что надолго запомнят! А ты давай, за подмогой! Я сейчас напишу Рябышеву и Варенникову в штаб мехкорпуса.
Попель открыл планшет, достал карандаш:
– Да какая подмога, товарищ бригадный комиссар?! – не выдержал майор. – Наше соединение только на марш больше суток потратило! На Радехов надо идти, там бои тяжеленные, все решается сейчас! Ну, поймите же, Николай Кириллович, кроме вас некому поднять солдат в атаку! – И добавил совершенно по-домашнему: – Поехали, а?
Насчет того, что кроме Попеля некому поднять бойцов в атаку, я сильно сомневался, но согласно кивнул.
– Товарищ бригадный комиссар, мы справимся. – Я повертел «Правду» в руках, засунул ее под ремень. – Только вы дайте приказ помочь нам.
– Ладно, ребята, вы тут… – Попель замолчал на секунду, вздохнул тяжело, потом продолжил: – Держитесь! Будет худо, отходите на Дубно, там наши. Делегата я сейчас пошлю, из дивизии Васильева вам пришлют подкрепление. Роту танков и пехоту. Держитесь!
Он пошел к своему бронеавтомобилю и, перед тем как залезть внутрь, повернулся и отдал нам честь.
* * *
С Иваном мы попрощались, наспех обнявшись. Что толку во всяких словах перед боем? Понятно, что ему будет тяжелее, чем мне. Потом, даст бог, встретимся, поговорим.
Я специально засек ради интереса: немцы открыли огонь через тридцать две минуты. Не стали ждать, когда мы их пошлем второй раз. Первый снаряд упал в реку метрах в ста справа от нас и глухо бумкнул взрывом. За первым последовали второй, третий, одни дальше, другие ближе. Оганесян, выглядывая из вырытой щели, только вздыхал, глядя на плывущую мимо оглушенную рыбу.
– Ладно, Оганесян, вот я тебе сейчас газету «Правда» почитаю, – сказал я, когда во взрывах образовалась пауза. То ли у немцев корректировщика не было, то ли он, опасаясь растяжек, не видел толком, но стреляли немцы так себе.
– Давайте, товарищ старший лейтенант. Интересно же, что там творится, – согласился мех вод.
Я развернул газету и начал читать заголовки, начав с первой страницы:
– Красная армия – родное детище советского народа. Стахановским трудом поможем фронту. Будем работать вдвое, втрое производительнее.
– Это как, товарищ старший лейтенант? – спросил Оганесян. – Они могли работать вдвое лучше, а начали только сейчас?
– Ты, Оганесян, такие вопросы лучше никому не задавай, – предупредил я его. – Написали в «Правде», значит, так оно и есть. Понял?
– Понял. Про другое вопрос можно?
– Валяй.
– А Бог есть?
Я поперхнулся. Ну и разговор пошел.
– Может, и есть. В окопах неверующих мало, – вздохнул я, вспоминая свое первое ранение.
Точно так же сидел в траншее, пережидал артналет. Под Киевом дело было. Страшно было – жуть. Рядом молился молодой паренек – только что призвали, первый бой. И такое лицо у него было… Уверенное. Будто какая-то сила за ним стоит, которая убережет. Помню, как рядом раздался взрыв, в плечо меня кольнуло, я даже сразу не заметил – немцы после артналета пошли в атаку. Стрелял, кидал гранаты… Только после боя почувствовал – левое плечо онемело. И вся рука в крови. Так меня и увезли в Киев лечиться. Госпиталь эвакуировать успели только наполовину, не повезло мне. Я потом еще из оккупированного города еле вышел – чуть не сгинул. А пареньку – хоть бы хны, два осколка по каске прошлись, лишь царапины на зеленой краске остались.
– Помолиться хочешь?
– Так я не умею, – пожал плечами Оганесян.
– Сам-то откуда?
– Ереван. У нас там все храмы позакрывали, священников почти не осталось. Ой, вон, немцы идут!
Ничего в этой реальности не поменялось. Артналет – и сразу атака. В КВ гаубицы так и не попали, лишь перепахали оба берега. Зато разминирование сделали.
Той же дорогой выползали танки. Снова десяток. Только теперь «троек» было больше – шесть против четырех «двоек». «Двоечки» скромно держались сзади, выпустив вперед тройку Т-3, которые, запарковавшись чуть позади своих подбитых собратьев, высунули пушки и тут же начали долбить по нашему танку. Попадали не все, да и те снаряды, что попадали, со звоном улетали в сторону.
Наконец, прозвучал и наш ответ. Мимо. Что ж ты мажешь, Копейкин? А еще хвалился первым местом на стрельбах! Наводчик исправился на втором выстреле: правая «тройка» сильно высунулась и поздно врубила заднюю. Через несколько секунд ее башня приподнялась, медленно вспухая снизу, потом все пошло быстрее, и через секунду вместо танка стояла куча железа. Сдетонировал БК – от грохота заложило уши. Оганесян что-то победно заорал, я на всякий случай причесал из пулемета горящий танк – мало ли кого выкинуло живым. Хотя вряд ли.
– Вот теперь молодцы! – крикнул я в сторону КВ. – Давайте и дальше так, может, вылезем из этой жопы.
Разумеется, меня никто не услышал, бой разгорелся с новой силой.
Дальше дуэль происходила по тому же сценарию: немцы стреляют и ничего не могут сделать, наши стреляют и мажут. Получилось подбить еще одну «троечку», сбили гуслю, но машину фашисты быстро подцепили тросом.
– Товарищ лейтенант! Что же вы ждете, стреляйте! – Мехвод теребил меня за рукав, показывая на суетящихся немцев. Вот только стрелять было некуда – гансы грамотно прикрылись танком. Я дал несколько очередей в надежде на рикошет, но впустую.
За всем этим увлекательным зрелищем я чуть было не пропустил невнятное шевеление на том берегу – метров на двести ниже по течению. Что-то там не то было в зарослях кустов. Показалось? Может, просто упала сбитая осколком ветка? Но нет, вот они, красавчики – из-за кустов выплыла надувная лодочка, в которой сидели два гансика, а третий залезал, оттолкнувшись от берега. Что-то тяжелое хотят доставить любители лодочных прогулок на этот берег: низковато сидит лодка, чуть не черпает воду. Жаль, не узнаем, что именно. Потому что мы, в отличие от Копейкина, попали с первой очереди, отправив остатки лодки и тех, кто в ней сидели, в свободное плавание. Вода Хрестиновки окрасилась красным.
Понятное дело, немцы это просто так оставить не могли и начали лупить по нам из минометов. Ну как, не совсем по нам, в нашу сторону. После такого в реке рыбы, наверное, не осталось совсем. Но тут вскрикнул Оганесян, напомнив, что затишье и безопасность на войне – самые хрупкие вещи. Вот ты сидел и радовался жизни, а вот тебя несут твои товарищи в сторону сортировочной площадки медсанбата, используя твою шинель вместо носилок.
Мехводу, можно сказать, сильно повезло: осколок впился в его руку как раз в тот момент, когда он решил почесать свой нос. Если бы не рука, он пролетел бы дальше, к шее. Думал я о превратностях судьбы одновременно с перевязкой.
