Немецким Буряков владел всяко лучше меня. И документы оценил чуть не с первого взгляда. На несколько минут он даже забыл про все. От презрительной усмешечки, которую он всем демонстрировал по приезде, ничего не осталось. Почуял лейтенант, что с такой добычей третий кубик на петлицу упадет. А может, и побольше чего в награду добавят – в Москву заберут на повышение. Но меня, добытчика, он задвигать не стал, а сказал, что непременно надо мне со всем этим добром ехать в Киев. Под его, лейтенанта Бурякова, чутким руководством, ясное дело. Деньги тут же при мне пересчитал, оприходовал актом. Заставил подписаться. А потом еще под протоколом.
Вымотал он меня, конечно, сильно. Я на стройке так не уставал, даже когда от восхода до заката ударно впахивали. Но расстались мы чуть ли не друзьями. Не, это я сказанул, конечно. У таких ребят друзей не бывает, не та у них натура. Но отношение у него ко мне было самое доброжелательное. Ну какое только может быть у цепного пса. А на большее я и не рассчитывал.
Как вышел на улицу, добрел до бревнышка, лежавшего у чудом сохранившегося куска деревенского тына, да и присел на него. Подошел Николай, пристроился рядом. Оказалось, что старлей гораздо быстрее летехи успел допросить уже пятерых. Вот только после Бори Сезина вышла задержка и срочно дернули рыжую. Будто бы даже не дали перевязки закончить. И сейчас ее там мариновали. Что-то мне не по себе стало. Хреновое предчувствие образовалось. Хотелось пойти и штурмом взять эту хатку, да погромить там все на свете. Оно только и останавливало, что лучше от этого ни мне, ни рыжей не станет. Надо подождать, чем все кончится, а потом уже думать, что делать.
А тут и Вера вышла. Темнее тучи, из глаз слезы чуть не ручьем. Я подбежал к ней.
– Ты как, Верочка? Что там случилось?
– Ничего хорошего, Петя, – сказала она, вытирая слезы носовым платком. – Во всем я виновата: и Аркадия угробила, таблетки от него спрятала, и самовольно место дислокации покинула, и раненых не лечила, а с любовником кувыркалась, – последнее она выпалила, чуть не крича, явно повторяя слова особиста.
Вот же сука очкастая… Я двинул ногой по забору, сломал несколько штакетин.
– Давай, прогуляю тебя. Потрындят и перестанут, не обращай внимания, – я говорил, утешая ее, а у самого на душе мутно. Что-то затеял старлей, сволочь такая. Не иначе как с подачи Бори-козла.
– Не перестанут, Петя! – Рыжая никак не могла успокоиться. – Сказал, что у него показания свидетелей есть! Тряс бумагами!
– Я! ВСЕ! РЕШУ! – Я даже сжал руку рыжей изо всех сил, чтобы она пришла в себя. – Запомни.
Я отвел Веру к местным медикам, пусть посидит, успокоится. А я тем временем поищу «свидетеля». Уже жалеть начинаю, что не шлепнул его раньше, пошуметь постеснялся – сейчас бы меньше дерьмом воняло.
Что рассуждать? Надо делом заняться. Найти крысеныша и поинтересоваться, чего там напел этот дятел? Дятлы не поют? Зато стучат без устали. Без него точно не обошлось. Я встал и посмотрел вокруг. На горизонте Сезина не наблюдалось. Опять скрылся, скотина. Ничего, красавец, я тебя из любой скирды достану.
И снова, кого ни спроси, Боря только что был здесь. Не сидится на месте сволочине. Я стоял и пытался решить, куда идти дальше: вдоль по улице, ведущей к окопам, или по небольшой тропинке между хатами? Сомнения развеял приближающийся свист немецкого снаряда, заставивший меня броситься на землю, под прикрытие стены, возле которой я стоял. Тут же что-то грохнуло внутри, рядом со мной зазвенели стекла из выбитого окна, а сверху на меня посыпались солома с крыши и комочки штукатурки, которой хата была обмазана снаружи. Чуть приподняв голову, я понял, что надо срочно покидать столь ненадежное укрытие: по стене многоголовой змеей расползалась трещина. Только я успел отбежать, как угол хаты рухнул, подняв клубы пыли.
Кашляя и протирая глаза, я отошел в сторону. Кто-то потащил меня за рукав и буквально впихнул в щель. Когда я вновь смог смотреть на белый свет, то обнаружил рядом с собой политрука Певцова. Совсем недалеко от нас грохотали взрывы.
– Очухался, Петр Николаевич? – спросил он, помогая мне отряхнуться. – Глянь, на излете, видать, осколок летел, – подал он мне неправильной формы кусочек металла. – В ремне застрял. Будет память тебе. Ну все, некогда басни рассказывать. Немцы опять поперли. Давай тогда на левый фланг, в распоряжение комроты Данилова, там воевать будешь.
Я только кивнул и, схватив «мосинку», которую мне дал Певцов, да насыпав по карманам патронов от него же, мелкими перебежками понесся к окопам левого фланга. Снаряды падали не так и часто, пара-тройка в минуту, но слишком уж вразнобой, угадать ни время, ни место падения нельзя было никак.
Я вкатился в окоп как раз вовремя: немцы пошли в атаку. Видать, решили поквитаться за вчерашнее непотребство. Данилов командовал где-то вдалеке, махнул мне рукой из-за поворота хода сообщения, мол, сиди пока на месте, и скрылся. Бумкали пушки, такое же добро, что мы подпортили ночью, 75-миллиметровые. Наверное, поначалу несколько раз из гаубицы пальнули, а сейчас только эти остались. Пулеметные позиции переоборудовали в других местах, это и к бабушке не ходи. Да и что мне с моей «мосинкой» те пулеметные позиции? Вон, передо мной мои цели, уже метров четыреста осталось, а то и меньше, карабины в руках видны. Поставил прицельную планку на три сотни и начал. Попадал ли по тем, в кого целился? Так это только в книжках герои знают, а тут знай себе целься да стреляй. Серые фигурки падали, это да. Хорошо ложились, обильно. Это я видел. В какой-то момент, уже метров двести оставалось, немцы не выдержали и повернули. Кто-то там у них свистнул дважды, дескать, хватит, отступаем, и фашисты начали отходить. И почему атаковали без техники? Даже непривычно как-то. Понадеялись на артналет? Я посмотрел в небо. Но там было пусто – пикировщиков не наблюдалось.
На контратаку у нас ни сил, ни средств не осталось. Отбились – и хорошо. А на правом фланге стрельба продолжалась, да весьма обильно. Но стихло и там. Может, немцы покрепче были. Или свистнуть никого не осталось, и так бывает.
Я вылез из окопа и пробежался вдоль позиций. Бори здесь не было. Ладно, найду поганца, на самом деле мест, чтобы надежно спрятаться, в округе не очень много. Еще раз бросив взгляд вдоль окопов, пошел к правофланговым, удивляясь тишине после боя. Не знаю, кто и как, а я к этому привыкнуть никак не могу. Вот только что все гремело и свистело, рвались снаряды, мины, кричали и стонали побитые – и будто не было ничего. Раненых утащили, пушки замолчали, птички обратно зачирикали. Вот бы всегда так…
Но до окопов я не дошел. Встретил по дороге лейтенанта Гришу.
– Ну что, Петр Николаевич, отстрелялись вроде? – спросил он, отряхивая фуражку.
– Похоже на то. Слушай, ты не видел там Борю, санитара нашего, моего роста, чуб темный, волнистый?
– Уши торчат немного? – уточнил Гриша, открывая вытащенный из кармана кисет.
– Есть такое, – припомнил я.
– А на кой, извини, он тебе нужен? Если не секрет, конечно? – Гриша как-то странно прищурился.
