В дверь кабинета сунулся Аркаша, но Кирпонос так его шуганул, что адъютант испарился в секунду.
– Рожай уже! – прикрикнул Михаил Петрович, сжимая кулаки. Видать, Мехлис добился своего, и накачка прошла на ура. Наверняка сейчас не только в этом кабинете скрипят извилины в командирских мозгах. Хотя и без этого делалось очень много. Как по мне, намного больше, чем может обычный человек.
– У нас нет достаточного количества авиации, чтобы устроить массированный налет на переправу через Днепр, – начал я, и Кирпонос кивнул, соглашаясь. – Нам придется сделать ставку на один точечный удар. Самое большое – на два…
И снова кивок.
– Поэтому предлагаю подготовить бомбардировку с тараном в конце.
– То есть ты хочешь послать летчика на верную гибель? Сам подумай, одно дело – в бою, там многие гибнут в горячке. А так, чтобы сознательно, с холодной головой? Даже если на земле согласятся, там… могут дрогнуть. Один долетит, второй отвернет. Понимаешь?
– Летчик может направить самолет в пикирование и выброситься с парашютом с небольшой высоты, метров триста. Я разговаривал с ребятами в Узине, такое возможно. Тут самое главное – подготовить такое. Уничтожить по возможности средства ПВО, сколько получится, в первой волне атаки, а потом, сразу после этого запустить два-три бомбардировщика, нагруженные по самое некуда, которые и врежутся в переправу.
– Петя, ты кто? – спросил комфронта после довольно продолжительной паузы, которую заполнил нервным постукиванием карандашом по столу.
– В каком смысле «кто»? – удивился я. – Адъютант ваш.
– Вот только поэтому я и не вызвал до сих пор конвой, чтобы тебя отвели на задний двор и быстренько расстреляли у стенки. Ты мне сейчас предлагаешь поставить… да все поставить, включая голову, на… авантюру, случай! А если ПВО не выбьют и все эти летающие бомбы собьют на хрен на подлете? А летчики промахнутся и врежутся в воду, в берег – куда угодно, только не в переправу? И я тебе сейчас еще сто причин назову, которые сделают эту затею достойной только того, чтобы потом рассказывать, какой Кирпонос был дурак? – Он замолчал, и в наступившей тишине громко хрустнул карандаш, который он сломал, сжав в кулаке.
– Но ведь раньше проходило? – спокойно спросил я. Вот не знаю, откуда у меня эта уверенность взялась. Во всем был прав Михаил Петрович, до последнего слова. А только я точно знал, что мой план сработает.
* * *
Узин так Узин. Мне этот аэродром почти родным стал. Зачем искать бомбардировщики, если вот они, под боком. Вот только раньше я общался с простыми летунами, а сегодня – с комполка. Майор Козин – дядька видный, мужественный. А уж волосы… Не знаю, где он находит время на причесывание, но чуб у него казацкий, с волной. Такой женщине только подмигнет – и она его. Лет тридцать пять, вряд ли больше. Лицо открытое, на мир смотрит внимательными серо-зелеными глазами. Такому сразу хочется верить.
Но сегодня главное – чтобы поверил он мне. Потому что я его собираюсь подбить на такое…
Он, видать, сразу почуял, что я по его душу. Я только в штаб 138-го бомбардировочного полка зашел, поздороваться не успел, а он весь подобрался и почему-то на мои руки уставился, хотя они и пустые были: я планшет вместе со всеми вещами в «эмке» оставил.
– Здравствуйте. Адъютант комфронта старший лейтенант Соловьев, – представился я.
– Комполка майор Козин, – запросто ответил он и, козырнув, подал мне руку.
– А ведь я к вам, Михаил Николаевич. – Чего кота тянуть, времени и так мало. Да и не мастер я хороводы водить. Неприятные вещи надо делать быстро, а не откладывать их, чтобы они портили тебе жизнь. – Поговорить нам надо бы… – Ну вот, уже волнуюсь, слова не в ряд пошли.
– Да вот сюда проходите, – показал он на открытую дверь. – Тут я обитаюсь. Вас как зовут?
– Петр. Петр Николаевич, – ответил я. Вот тут на меня и нахлынуло понимание всего, что вроде бы я и затеял.
– С вами все хорошо? – спросил комполка. – Что-то бледный какой-то. Не раненый?
И не было в его вопросах ничего заискивающего или, наоборот, насмешливого. Искренне спросил. Чужой человек к нему пришел, а он переживает.
– Нет, все в порядке, – ответил я. – Пойдемте.
Через пару минут майор и сам взбледнул. Он-то как раз даже лучше Кирпоноса понимал, что ему поручают. И насколько тонкая грань между успехом и крахом всей затеи.
– Да уж, теперь я понимаю, почему ты такой… приехал. Значит, плохи наши дела, если командующий на такое жизнь свою, почитай, ставит.
Прекрасно он понимает, что говорит. Павлов и Рычагов – они не пешки какие-то были. Это… такие фигуры… Так что за промахи могут поставить к стенке в один миг. Вот ты комфронта – а утром от тебя только заметочка в газете, что такой-то и сякой-то оказался… и далее по тексту.
Мы молча посмотрели друг на друга.
– Мы ведь по Клейсту и так плотно работаем, но успехи, мягко говоря… всякие. Потери у меня в личном составе… нет лишних людей. Но задача ясна. И мы ее выполним. Даже если останется один самолет, я, Петр Николаевич, сам в него сяду и все сделаю. Так и передай: пусть не сомневаются.
Глядя ему в глаза, я понял – этот сделает. На зубах долезет, если надо. И из горящего самолета не выпрыгнет, пока на цель не наведет. И людей за собой повести сможет.
– Надеюсь, до такого не дойдет, – сказал я. – Я ведь не приказ заехал передать, это из управления фронтом сделают. Мне поговорить хотелось. Объяснить. А оказалось, и без меня все понятно. Спасибо… за все, Михаил Николаевич, – махнул я рукой. Какие люди, таких потом не делали уже. Штучный товар, одно слово.
* * *
В самолет я сел чуть ли не первым. Пока там все собирались и рядились, залез подальше и пристроился в уголочке со своей поклажей: кроме вещей я вез в Москву чуть ли не мешок бумаг по «Голиафу». А саму машинку наши ребята отстояли. Кирпонос ее оставил в Киеве. Я ей точно хорошее применение найду. Совсем скоро. Я не верил в то, что город удастся удержать. Немцы – спецы в маневренной войне. Не получится с Конотопом – обойдут его. Не выйдет с плацдармом в Кременчуге – еще где-нибудь переправят танки. Но придержать Клейста надо. Козин – летчик боевой, верю: такой сам направит самолет с бомбами на переправу. Но вот получится ли? Большой вопрос.
Специалист по маскировке свою работу сделал на отлично. Даже лучше. Можно сказать, образцово. Не имея поэтажного плана, никто не скажет, что за той кучей битого кирпича, которую он там художественно разместил, что-то есть. А мы там бегали спокойно. И пути отхода он нам сделал – красота. И восторг. Что бы ни случилось, уйдем. И такой фейерверк на прощание сделаем – всем понравится. Нашим – я имею в виду.
А вчера вечером я совершил должностное преступление. Называется «подлог».
Когда все вроде немного притихло, Аркаша пошел к девчатам-связисткам. Ну так, посидеть, песни попеть. Чайку попить. Дело молодое, пусть повеселится, пока есть возможность.
