– Петь, не в службу… Можешь там допечатать и шифровальщикам отнести? – Масюк, наверное, с таким выражением лица мог бы стоять на паперти – озолотился бы. Очень уж жалостливо он на меня смотрел.
– Давай, что там у тебя, – кивнул я на угол стола. – Сделаю. Ты надолго?
– На полчасика. Или чуть дольше. Скоро вернусь! – И мой товарищ исчез, будто его и не было здесь только что.
Я встал, прошелся и посмотрел, что мне оставил Аркадий перед тем, как убежать. Это было донесение разведки для Генштаба. Надо было свести все в кучу. И я не знаю, что на меня нашло. Я просто зарядил бумагу в каретку и начал печатать. Сначала полстраницы того, что было в сводке. А потом, будто кто перехватил мои руки, добавил: «По сведениям, полученным независимо друг от друга капитаном Рябцевым В. И. (ОРБ 45-й сд) и старшим лейтенантом Желевым С. М. (ОРБ 173-й сд), в середине сентября, не позже 15-го числа, войска четвертой танковой группы и восьмого воздушного флота будут перенаправлены на юго-восточное направление, а именно в сторону Москвы, что снижает вероятность штурма Ленинграда в указанные сроки».
Добавил пометку: «Копия – в управление разведки Ленинградского фронта».
Рисковал? Да, но не сильно. Начальство перечитывать не будет, а потом… подумают, что листик затерялся, или еще что-нибудь. И не будет никто сейчас, в этой суматохе, таким заниматься. Ушло донесение – и с концами. А там, смотришь, хватит войск у Волхова выстоять.
* * *
Пока я, задумавшись, сидел и никого не трогал, прямо у самолета затормозила машина, кто-то начал покрикивать: «Заноси! Осторожно! Да вы что, бараны, ничего не соображаете?!» Очень скоро суматоха переместилась совсем близко ко мне, и прямо у моих ног поставили носилки. А на них лежал мой старый знакомец – генерал Власов.
Он посмотрел по сторонам и встретился со мной взглядом.
– Соловьев? – каким-то безжизненным голосом спросил он и, заметив мой кивок, продолжил: – Часто встречаемся в последнее время… – Он даже попытался улыбнуться. – А меня вот… на лечение… Слушай, – вдруг немного оживился он, – ты же там до конца был? Девочка… с ней все в порядке?
Глава 10
Вылет из Узина прошел с затруднениями. Сначала долго ждали Кирпоноса: зачем-то его позвали к телефону, и переговоры сильно затянулись. Едва комфронта залез в самолет, он тут же наклонился к Власову, что-то пошептал ему на ухо, пожал плечо. Подбадривает, вестимо дело. А после сел в угол, замотался в овчинный тулуп и мгновенно уснул. Мне бы такое умение, я бы не отказался. Спал он так крепко, что пропустил главное приключение. Наш СБ был обстрелян немцами. Мы даже сначала и не поняли, в чем дело. Пилот вдруг резко спикировал вниз, желудок запротестовал.
Раздался какой-то грохот, в фюзеляже появилось несколько дырочек, из которых тут же начало сквозить.
– Все, хана нам. – Власов закрыл глаза.
– Держитесь, товарищи! – Из кабины выглянул второй пилот. Лицо у него было бледное. – Пытаемся уйти на бреющем…
Самолет болтало, я вцепился в сиденье, чтобы не начать летать.
В иллюминаторе замелькали верхушки деревьев.
– Сейчас врежемся! – Генерал открыл глаза, спросил меня: – Ты, Петр, крещеный? В Бога веришь?
Помнится, лейтенант-танкист на переправе тоже интересовался. Что же их сразу пробивает-то, как начинается такое?
– Крещеный. Верю.
– А я вот нет. Атеистом воспитали.
– Все во что-то верят… – Я тоже посмотрел наружу.
Пилот закладывал круги, пытаясь увернуться от пикирующих на нас истребителей, отчего в иллюминаторе все мелькало с неимоверной скоростью.
– Кто-то в Бога. Кто-то в светлое коммунистическое будущее.
– Я тоже раньше думал, что лучше рай на земле, чем сказки про рай на небе. – Власов с усилием попытался повернуться. – А теперь хочу исповедаться.
Ну его на хрен! Меня мутило от болтанки, я сплюнул на пол.
– Я не поп, чтобы этим заниматься. Если выживем, служи честно, не предавай друзей и страну, бей фашистскую гадину. Вот и вся моя исповедь.
Власов хотел что-то сказать, но СБ вдруг резко начал набирать высоту. Власов замолчал, закрыл глаза. Вот что это было: генерал, командарм, разговаривает с каким-то старлеем даже не как с равным, а душу излить пытается? Видать, понял, что перед смертью все равны. Или это ранение на него так повлияло?
– Все в порядке, товарищи! – Второй пилот уже не выглядел так бледно. – Отбились. Ушли, гады.
Левое плечо начало дергать на подлете к Москве. Неприятно. С утра как-то нехорошо зудело, а потом вот это. Самолет не то место, где можно спокойно раздеться и посмотреть, что там случилось. Холод, сквозняки из пулевых отверстий и воздушные ямы – непременные спутники полета. Говорили, что позже в пассажирских самолетах даже дают поесть и разносят лимонад. Но это через пятнадцать лет, а сейчас… А раненые? Мне вот Власова стало немного жалко: уж если мне, здоровому, хреново, то ему на носилках – втрое против моего. Но он, гад, держался. Бледный весь, мокрый от пота, зубы сцепил и отлежал остаток полета молча. Исповедоваться больше не пробовал.
В Чкаловском, на аэродроме, нас встречали. Целая делегация собралась. Медики – за своими, чекисты – за своими. Меня сразу нашел какой-то деятель с петлицами лейтенанта связи и взмахнул перед носом удостоверением, да так быстро, что невозможно было даже понять, на каком языке там написано, не говоря уже что. На связиста он был похож еще меньше, чем Костя-финансист. Что-то такое в нем было. Нет, буквы «Н», «К», «В» и «Д» не горели у него во лбу ясным пламенем, но контора чувствовалась безошибочно. Наверное, во взгляде больше всего. Какое-то выражение, знаете, вроде «живи, пока я добрый». Единственное, что я понял из его требований, так это желание поскорее завладеть «Голиафом».
– Очень хорошо, товарищ лейтенант, – решил я сыграть простого дубоголового службиста, – дайте-ка еще раз посмотреть ваше предписание. А то, знаете, вещь секретная, мало ли что…
Чекист полез в карман и подал мне бумаги. Я только что губами не шевелил, когда читал. Пальцем по строчкам водил, это было. А он аж приплясывал от нетерпения. Таблеток авиаторских нажрался, что ли?
– Удостоверение в развернутом виде покажите еще раз, – нудным голосом потребовал я. Не знаю даже, чем он меня взбесил, что я решил на нем отыграться? Будто кто-то изнутри подзуживал: «Давай еще». И после нервно сунутого мне чуть не под нос удостоверения продолжил: – Вот по описи вам два пакета, – я вытащил из портфеля и передал лейтенанту большие конверты из плотной бумаги со всеми положенными причиндалами, – и мешок с печатями, пломбами и прочим. Все у меня.
– А изделие? – сначала растерянно спросил фальшивый связист. – Где, мать твою, ящик с машиной?! – завопил он, перекрикивая гул моторов.
– Вы мою маму, товарищ лейтенант, не трогайте. Она давно умерла и по возрасту вы никак…