– Да я вас… – зашипел чекист. – Ваньку мне тут валять? Арестую, сволочь! Ты у меня к концу недели на Колыме будешь! Вы там у себя в Киеве охренели совсем!
Все то, чего опасались ребята, потрошившие «Голиафа», свершалось у меня на глазах. Понятное дело, что после рапортов с описанием машинки кто-то в высоких кабинетах решил танкетку прикарманить и получить все почести. Видать, и этому деятелю тоже орденок обещали, а тут облом вышел. Вот он и осерчал, бедолага.
Цирк прекратил Кирпонос, которому надоело меня ждать. Он сделал пару шагов от ожидавшей нас «эмки» и спросил, как это умеют одни только большие начальники: вроде и негромко, но так, чтобы все слышали и делали выводы. Желательно раньше, чем руководитель закончит говорить. Я так даже не пытался, все равно не получится.
– Соловьев, вы там долго еще? Я вас что, ждать должен? Две бумажки отдать не в силах? Или это лейтенант нас задерживает?
Видать, до чекиста в пылу сражения за награду Родины не до конца дошло, кого он заставляет ждать, и он проблеял, повернувшись к комфронта:
– Но вот… прибор… машина… – При этом он старинным рыбацким жестом пытался показать, каким, по его мнению, должен быть недополученный ящик в ширину.
– Оставлена в Киеве моей властью, – закончил фразу Кирпонос. – Вопросы?
Интересно, это мне показалось или чекист и вправду рванул с места так быстро, что на меня дунуло неизвестно откуда взявшимся свежим ветерком?
– Вот ты, Петя, как дитя малое. Зачем ты с этим хлыщом завелся? – выговаривал мне генерал, пока мы шли к машине. – Времени нет совсем, а они… – Он расстроенно махнул рукой и полез на заднее сиденье.
Радоваться и вправду было нечему. Хотя Конотоп и держался каким-то чудом, но именно что чудом. Фронт трещал по швам и вот-вот должен был рухнуть. Если только немцы не выдохнутся. И Гудериана с Клейстом пощипали знатно. А они все перли вперед, понимая, что в их положении остановиться – значит проиграть. Да, по сравнению с прошлым разом падение Киева оттянули уже на неделю, если не больше, и масштаб катастрофы должен быть меньше. Но ведь сравнить один я могу! А для всех остальных это как раз и выглядит крахом.
Так что нервное ожидание развязки попытки Клейста затянуть мешок под Кременчугом не праздное. Вряд ли у немцев хватит сил на второй заход. И их резервы не бесконечны, а потери у них как бы не больше наших. Если первый штурм Киева им обошелся тысяч в сто, то сейчас как бы не вдвое больше у них полегло.
Наверное, и комфронта думал о том же, потому что вздохнули мы почти одновременно. И выглядело это совсем не смешно.
* * *
Неизбежное зло в виде заселения в гостиницу, оформления продаттестата и прочих бумажек, без которых военному человеку не прожить и дня, заняло пару часов. Я нервничал и пытался торопить события, чтобы поскорее вырваться к Вере. Генерал молча смотрел на мои терзания. Наконец, последняя печать на последней бумажке поставлена, я нетерпеливо сложил это добро в кучу и спрятал в карман гимнастерки. В левом плече, до этого молчавшем, а потому на время если и не забытом, то отодвинутом на задний план, ощутимо стрельнуло.
– Ты не заболел, Петя? – немного встревоженно посмотрел на мою сморщившуюся физиономию комфронта. – А то выглядишь… не особо хорошо, бледный вон весь.
– Поцарапался где-то, ничего страшного, Михаил Петрович, – быстро ответил я. – Сейчас у Веры разденусь, посмотрю… Виноват, товарищ генерал. – Я тут же попытался исправиться. – Разрешите отлучиться, жену увидеть. Хоть на пару часов…
– Иди уже, – махнул рукой комфронта. – В шесть утра чтобы здесь был как штык. Да погоди ты, не лети, – остановил он меня, от нетерпения готового выбежать, и кивнул на телефон: – В гараж позвони, пусть машину пришлют.
* * *
ГОНовский шофер не отличался от своих собратьев по гаражу особого назначения: молчаливый и ничему не удивляющийся. Услышав адрес госпиталя, он кивнул, и машина, мягко рыкнув, тронулась с места, оставив сзади громаду гостиницы «Москва». Давит меня это здание, не люблю я его. Да, от Кремля недалеко, пять минут неспешно прогуляться – и ты на Красной площади. Но очень уж роскошно для меня. У Кирпоноса, к примеру, в номере стоял в гостиной рояль, а в ванной, наверное, при желании втроем можно было плюхаться. Понятное дело, что заселили туда, где свободно было, и комфронта вряд ли будет музицировать в паузах между совещаниями, и номер с пианинами себе не требовал. А мебель? Наверное, из царских палат перетащили. На стул сесть страшно: а ну как вышивку повредишь? А на фронте ребята сухпаем в мокром окопе давятся и за счастье считают.
– Не подскажете, где тут по дороге продуктов можно купить? – спросил я водителя, широкоплечего лысоватого увальня лет пятидесяти, едва мы отъехали. – Жене гостинцев взять, она у меня врачом тут.
Тот молча кивнул – мол, принято – и перестроился в правый ряд. Однако не прошло и десятка секунд, как он тихо выругался себе под нос и вернулся влево.
– Забыл я, разгромили коммерческий на Воровского позавчера, – объяснил он. – И не первый раз уже. В другой заедем, на Волхонке.
– И у вас? – удивился я. – Ну куда ни шло у нас в Киеве: и милиции не осталось почти, и жителей, вот мародеры и шалят. Но здесь… Не подумал бы.
– Так по карточкам не зажируешь, да еще и нет многого. Вот народ обозленный из очереди соберется толпой, человек пятьдесят, а то и больше, и коммерческий выносят подчистую. И не мародеры, бабы в основном. Пока та милиция приедет, там один ветер по прилавкам гуляет. – Тут водила замолчал, поняв, что наговорил себе не только на передовую (хотя вряд ли он от нее отлынивал, у него тоже служба, да и возраст уже не тот), но и на лесоповал. Подъехал к магазину, остановился впритирочку к бровке.
Опять я все денежное довольствие оставил у торгашей. Да и куда его девать? С голоду не помру. Покупок получилось не особо и много, цены тут кусаются. И снова дернуло в плече, когда поднимал с прилавка охапку гостинцев для Веры. Скорее бы она уже глянула, что там. Нехорошее у меня предчувствие.
Пока доехали, я ослаб как-то резко, вспотел. Пришлось даже шофера просить, чтобы покупки до вахты дотащил. Тот поначалу глянул недовольно, даже открыл было рот, чтобы ответить: мол, не положено. Но посмотрев на меня, молча распахнул дверцу и подал руку, помогая выползти из машины. В вестибюле усадил меня на лавочку и спросил:
– Как жену зовут?
– Соловьева… Вера Андреевна. Спасибо за помощь, я сам…
– Сиди уж, сам он, – буркнул водитель и пошел к вахтерше. Переговорил о чем-то, кивая на меня, через минуту вернулся. – Все, на месте твоя жена, позвали, сейчас подойдет. Ты как, дождешься, сил хватит? А то мне… сам понимаешь… – будто оправдываясь, объяснил он.
– Да вроде полегче уже… Спасибо за помощь.
– Ну, выздоравливай тогда. – Он поправил фуражку без кокарды, которую натянул, когда выходил из машины, и быстро пошел к «эмке».
Вера прибежала бегом, и минуты, наверное, не прошло.
