– Ой, Петя, спасибо! Ты настоящий друг!
Хорошо, что у Виталика сейчас такая фаза болезни, когда он радостный и товарищ всем на свете, а то подстрелили бы по дороге. Чудо, что он прошел сквозь все заслоны и проверки. Точно как в поговорке – дуракам везет. Хотя парень – далеко не дурак. Во всем, что не касается его соседей-отравителей, он разбирается очень хорошо. Рассказывал, что перечитал все книги в их поселковой библиотеке. Спокойно разговаривал на русском, родном украинском и польском. Вот такие дела.
– Виталик! – позвал его я, когда он уже отошел на несколько шагов. – Вот, возьми, пригодится. – Я отдал ему пару купюр, найденных в кармане.
– Спасибо, Петя, ботинки куплю, – засмеялся он. – Пока, я к милиционеру пойду, он меня в больницу отвезет!
– Так Соломоныч… С ним все в порядке было? – спросил я.
– А что ему сделается? – ответил Виталик. – Он же врач! – И пошел по Арбату прочь, тут же утратив ко мне интерес.
Я поднял с тротуара упавший гривенник, дошел до телефонной будки и набрал номер. Ответили почти сразу, будто на том конце провода ждали звонка.
– Слушаю, – голос в трубке, вестимо дело, попробуй, разбери. Иной раз не понять даже, мужчина или женщина. Да и слышал я вчера парторга этого всего ничего.
– Мне бы товарища Мишина, – огласил я причину звонка.
– У аппарата, – ответил тот же голос.
– Вчера на Казанском вокзале встречались, Соловьев моя фамилия.
– Ой, хорошо как, что вы позвонили, товарищ старший лейтенант! – Даже сквозь все искажения было слышно, что собеседник мой рад донельзя. – Вы к нам сможете подойти? Когда? Мы сразу организуем встречу с трудовым коллективом!
Я вспомнил бойких девчат, закруживших меня вчера, и невольно улыбнулся. Хорошие у них там работницы.
– Да вот давайте прямо сейчас и подъеду, – сказал я. – Времени у меня немного, уезжать пора. Как к вам с Арбата добраться?
– А вы где там на Арбате? – спросил Мишин. – Мы за вами машину сейчас пришлем, пятнадцать минут, не больше!
– Угол Арбата и… – я выглянул из будки и посмотрел на табличку, – Спасопесковского переулка.
– Стойте там, высылаем машину! – Мишин повесил трубку.
Ну, предположим, прошло не пятнадцать минут, а чуть не полчаса. Я за это время даже научился произносить быстро название этого переулка. Это же ужас какой-то, дорогие друзья: центр столицы, правительственная трасса, а названия будто из конкурса «хрен произнесешь».
Прислали за мной «эмку», которая, судя по внешнему виду, последние лет сто гоняла без остановок по жуткому бездорожью. Видать, основной парк машин уже перекочевал в войска, а заводчане ездили на том, от чего даже неприхотливые армейцы отказались. Но кто как не военный понимает, что плохо ехать все равно в сто раз лучше, чем хорошо идти. Минут пятнадцать – и на месте.
Мишин, тот самый парторг (я очень удивился его скромному виду – такой заводище, а главный партиец ходит в стареньком костюмчике с неумело обштопанными обшлагами), организовал встречу с коллективом быстро: в одном цеху как раз приближался обеденный перерыв, вот меня в него и втиснули. Понятное дело, людям пожевать что-то надо, не голодными же у станка торчать? Так что я коротенько рассказал про наше мужество и героизм, вспомнил, конечно, всех ребят, что полегли рядом со мной. Слушали молча, никто не бухтел, что перерыв украли. Заметил, что в цеху очень много пожилых рабочих, женщин и подростков. Мужиков молодых почти и нет. А ведь на таких производствах броня крепкая, просто так не берут. Спросил об этом у парторга, когда по концу встречи он меня на выход провожал. Оказалось, очень многие просто выехали с частью производства в эвакуацию, там работу налаживают. Вот такие пироги, ребята. Хреначат тут не за страх. И бабы, и пацаны пятнадцатилетние, и деды, которых с заслуженного отдыха выдернули – все пашут, никто слова не говорит.
* * *
А вот у Веры меня ждал совсем не тот прием, на который рассчитывает муж, примчавшийся с фронта, получивший орден, и вообще, хороший и красивый (местами) парень. Жена посмотрела на меня так, будто я самолично украл лучшие годы ее жизни, а она об этом только что узнала. Короче, семейный скандал. Даже не спросила, каким это макаром я утром попрощался, а потом вернулся.
Поначалу я не разобрался, завалился к ней в комнату, говорю, мол, давай, корми мужа, а то он до утра свободен, хотя для этого весь день и летал по столице и ее окрестностям. После завода я ведь опять в Генштаб, связался с Киевом, меня послали на аэродром в Кубинке. Пока туда добрался, там нужный самолет нашел, узнал у ребят, что в самом лучшем случае вылет утром. Но вместо предложенного богатырского сна в казарме я отпросился в Москву. И что я вижу? Жена мечет на меня взгляды такого накала, что впору за целостность одежки начать переживать: того и гляди дырку прожжет. Возможно, что и насквозь.
– Так, Вера Андреевна, а ну рассказывай, в чем моя вина, – сказал я, садясь на старенькую табуретку. – А то я теряюсь в догадках. Времени мало, так что давай его экономить. Ты говоришь, почему сердишься, я говорю, в чем ты неправа, и мы живем дальше в мире и любви.
– Ты… ты, Петя, – грудь моей красавицы под домашним халатиком так заходила от возмущения, что я чуть не облизнулся, – не сказал мне ничего… про квартиру! – выпалила она.
– Не пойму причины беспокойства. – Что-то я резковато с этой табуретки встал, сильно жалобно она скрипнула. А может, она историческая, и именно с этого предмета мебели барыня в промежутках между написанием стихов лампочки закручивала? – Не сказал вчера, сказал бы сегодня, тем более что вчера еще толком ничего и непонятно было.
– Что ты хоть понимаешь, Соловьев? – говорит Вера, а я тем временем подбираюсь потихонечку к ней. – Ко мне на работу приезжал целый капитан госбезопасности! Да я три раза чуть не описалась, пока до кабинета дошла!
– И что же сказал этот самый капитан? – спросил я, захватывая свою жену в крепкие объятия.
– Он из хозуправления. – Вера поняла, что сопротивление бессмысленно, и решила сдаться на милость победителя, обнимая меня. – Заместитель начальника, я записала, чтобы не забыть… Да пусти же, Петя, мне посмотреть надо! – Она полезла в сумочку, достала блокнотик и прочитала: – Смирнов Павел Петрович. Сказал, завтра поедем квартиру смотреть! Отдельную, Петя! Ты со мной?
– Какое там? Ты же знаешь, я человек подневольный. И так чудом, можно сказать, день выцарапал. Сама поедешь и посмотришь. – Тут я включил голос опытного специалиста по новым московским квартирам: – Последний этаж не бери, на первый тоже не соглашайся. Комнат… три, пожалуй, хватит. Или четыре возьмем?
– Ох, Петя, балабол же ты! Какую дадут, такую и возьмем. Перебирать он еще вздумал…
И меня наконец-то наградили поцелуем.
– Ой, слушай, мне же теперь надо сбегать Люсю предупредить, что я ее на концерт не беру! Мне же билеты дали!
