– Что за концерт? – спросил я в недоумении. – Даже не думал ни о чем таком.
– Ну ты даешь! – удивилась Вера. – Вся Москва афишами заклеена, билетов не достать! Один ты, наверное, и не слышал ничего! Значит, скоро сам все увидишь!
Глава 14
Невысокая девушка с длинной косой, перекинутой на грудь, стояла на сцене в простом зеленом платье с единственной маленькой брошкой прямо под кружевным воротничком.
– А сейчас перед вами выступит артист Госконцерта… – Она сделала паузу, набрала побольше воздуха и, восторгаясь не меньше собравшихся зрителей, продолжила: – Вольф!.. Григорьевич!.. Мессинг!
Тут, понятное дело, все повскакивали с мест, давай аплодировать. Мужик, сидевший рядом со мной, чуть ладоши не отбил. Еще никто не вышел, а у него уже и челюсть отвисла. Короче, полный успех до начала представления.
Свет от прожекторов сошелся на середине, и на сцену вышел худощавый, я бы сказал тощий, еврей. Лет сорока, наверное. Темно-синий бостоновый костюм даже висел на нем немного. И ворот рубахи был чуть великоват, отчего его тонкая шея казалась чуточку птичьей. На голове копна курчавых волос, такие, знаете, в барашек, ровными поперечными рядами. Улыбнулся скупо, поклонился. Молча подождал, пока народ нахлопается уже. И при этом все так же улыбался одними уголками рта.
Я почему так подробно про него рассказываю? Так мы с Верой сидели на втором ряду у прохода, все от нас буквально в нескольких шагах происходило! Все видели, ничего не пропустили! Знатные билеты моей жене достались! Или это ей за меня дали? Кто ж его знает, я не спрашивал.
Слухи про этого Мессинга после войны ходили самые невероятные: и личным врагом Гитлера он был, и Сталин к нему советоваться чуть не через день ездил, и в банке по трамвайному билету сто тысяч смог получить. Ну, про гипноз и чтение мыслей – это только ленивый не рассказывал. Думаю, что большинство этих слухов – брехня, и артист их сам запускал в народ, для популярности. Хотя самолет он за свои купил. Дружок мой году в сорок четвертом видел Як-7 с надписью «Подарок от советского патриота В. Мессинга Герою Советского Союза Ковалеву». Не жлобился, значит, по подушкам добро не ныкал.
А про чтение мыслей мне на зоне рассказывали и показывали. Практика нужна огромная, и тренироваться надо постоянно, а так – ничего особенного. Артист чувствует мельчайшие движения рук подопытных. Плюс обладает редкостной наблюдательностью. Есть и помощники в зале, куда уж без них.
В начале представления Мессинг попросил всех сцепить ладони в замок, а потом сказал, что разнять их никто не сможет. Добрая половина зала показывала склеенные руки над головой. Потом он набрал человек по пять мужчин и женщин из тех, кто его послушался, и начал над ними потешаться. То одну дамочку заставил поверить, что ей пять лет, и она читала стихи про зайчика детским голосом, то мужика между стульями как деревянного укладывал.
Народ, вестимо дело, держался за животики. Одному гражданину на сцене, который хотел бросить курить, он сказал, что тот никогда не курил и ему от папирос плохо. А потом разбудил и предложил затянуться. Тот достал из кармана пачку «Казбека», зажег спичку… и убежал за сцену, весь зеленый.
Ну а после он этим, над которыми потешался, сказал, что тут наводнение и пора спасаться. Они и ботинки снимали, и на стулья залезали, а одна дамочка хотела взобраться наверх по занавесу, так ее еле сняли, до того она прыткая оказалась.
Отпустив разбуженных зрителей, которые долго не могли понять, зачем они залезли на стулья и с какой радости все натурально над ними ржут, Мессинг объявил, что сейчас он продемонстрирует силу мысли и всякое такое прочее. Он спустился в зал и пошел вдоль прохода, выбирая себе того, кто поможет ему. Подошел к женщине с пятого ряда. Она следила за залом, пока артист отвернулся, и заметила, где сидит зритель, который написал записку и спрятал в карман. Мужчину с запиской артист нашел, просто взяв эту дамочку за руку. Известное дело, все опять начали хлопать, а я, дурень, возьми и скажи Вере, что это все фокусы. И надо же такому случиться, что этот самый Мессинг все услышал.
Видать, это дело ему не сильно понравилось, но виду он не подал и подошел к нам с широкой хитроватой улыбкой.
– Хочу доказать вам, товарищ старший лейтенант, – говорит этот Вольф Григорьевич, да с пафосом, аж руки вверх поднял, – что никаких фокусов я не показываю, а все это просто еще недоступно науке.
– Никаких трудностей, товарищ артист, – говорю я, поднимаясь со своего места, – готов помочь в демонстрации силы, пока еще недоступной науке.
Поставил он меня лицом к залу: давай, мол, старлей, запоминай, где записочку спрячут. Ну я и стою, отсвечиваю туповатой улыбочкой. Показал пальцем на женщину ряду примерно в двенадцатом, она что-то быстро написала в блокнотике и спрятала в сумочку. Ну, и скомандовал Мессингу: давай, готов.
Артист повернулся, взял меня за руку и говорит: мол, вы, дорогой товарищ, молчите, а я сам дальше. А я про женщину в синем и думать перестал, а ворочу рожу от мужика в десятом ряду, приметного такого, с шикарной лысиной. Он еще то и дело ее платком протирал. И знаете, купился Мессинг на мою хитрость, вывел меня прямо к этому самому мужичку и говорит:
– У вас записочка в левом кармане.
А тот только глазами хлопает, ведь ничего он не писал. Тут в зале раздались смешки, другие загудели недоуменно. Мессинг народ сразу успокаивать начал: говорит, растерялся немного от такой награды рядом с собой, не каждый день с Героем Союза под ручку прохаживаешься. А у самого глазки не на месте, думает, что дальше делать. Тут я понял, что портить человеку его работу не стоит. Наклонился к нему немного и говорю тихонечко:
– Не тушуйтесь, сейчас выведу на записку.
Ну, он мне долго руку жал, благодарил, даже после концерта к себе за кулисы пригласил. А мы что, люди не гордые, сходили, по бокалу винца выпили за победу, Мессинг парочку баек рассказал, я тоже развеселил всех, изобразив Ильяза и полковника Епишина.
Вольф Григорьевич оказался хорошим мужиком, простым и компанейским. Я покаялся в том, что чуть не загубил ему представление. Неожиданно он заинтересовался тем, откуда я все это знаю: мол, метода малоизвестная. Я отговорился знакомством с бродячим артистом, но чувствую, не поверил он мне. Вера в это время разговорилась с ассистенткой Мессинга, той самой девушкой с косой, которую звали Лидой. А мы, соответственно, сидели поодаль и тихо беседовали о своем.
– А вы, Петр Николаевич, не так просты, как хотите показаться. – В его голосе стал явно слышен польско-еврейский акцент, до этого совсем не заметный. – Что-то в вас есть такое… непонятное, потустороннее. Я ведь предсказывал будущее… раньше… Но потом понял, что это очень опасно. Хотите, я про вас все узнаю?
Я аж поперхнулся вином от неожиданности. Не хватало мне только разоблачений от артиста. Кто его знает, а вдруг он и вправду умеет что-то такое таинственное и непонятное?
– Вот этого, – говорю я с самой серьезной физиономией, какую только смог изобразить, – делать не надо. Слишком там, в моем прошлом, много такого, что считается военной тайной. Оно вам надо? Я ведь вынужден буду по команде доложить, что это случилось, вас начнут на Лубянку таскать. Ничего приятного, поверьте.
