Что же, последний штрих на картину – проверить шнур и залечь в ожидании гостей. Пути отхода мне показали, уверив, что ни в коем случае меня не бросят. И правда, от одиночества я не страдал. Со мной остались полтора десятка народу прикрытия. Ну, и заминированы подступы к позиции были ого-го как.
Сначала над нами покружила «рама»: раз-другой пролетели, поначалу повыше, потом чуть не брюхом землю цепляя. Меня это волновало мало: нас разведчик хрена с два обнаружил бы, даже зная точное место укрытия. Неприятно, но не смертельно.
После этого по доту постреляли из чего-то не особо крупного, может, даже вылез кто на обстреливаемую поверхность – нам же не видно, мы в норке спрятались. Но по идее так и должно было быть. Ладно, дорогие зрители, немного подождите, все самое захватывающее впереди.
Сержант Вартанян, который командовал группой прикрытия, извертелся возле меня в ожидании немцев. Я это сначала во внимание не брал, но потом терпение кончилось.
– Слышь, дружище, ты поспокойнее тут, – прикрикнул я, когда сержантский сапог в очередной раз задел мой. – Короче, назначаю тебя ответственным за наблюдение. Меня не трогать, если что – выносить первым. Я тут подумаю с закрытыми глазами, а ты доложишь о приближении противника.
Поспать деятельный армянин мне не дал. Не успел я даже толком глаза закрыть, как он меня начал толкать:
– Таварыщ старший лейтенант! Нэмцы! – шептал этот сын гор так громко, что немцы почти за три сотни метров не услышали только потому, что не заглушили двигатель мотоцикла.
– Хватит вопить, Вартанян! – буркнул я, посмотрев на площадку перед входом в дот. – Это даже не передовой отряд. Минут двадцать еще, не меньше.
Сержанта я успокаиваю, а сам весь на нервах: а ну как окажутся немцы не такими придурками и не полезут всем коллективом внутрь? А если сначала начнут разминирование возле моей позиции? Понятное дело, УР я все равно взорву, но хочется все же с приятным добавлением.
Разведчики покрутились, позаглядывали повсюду, убедились, что из-под земли не выскочат орды злобных большевиков, да и поехали назад.
Минут через пятнадцать прибыли саперы. Пятеро специалистов полезли внутрь и начали обследовать помещения. С довольным гоготом, который даже нам было хорошо слышно, они оценивали качество работы и снимали мины местных.
Еще через двадцать минут приехало какое-то начальство на «ганомаге». Человек восемь. Мне не видно было, кто там руководил этим кагалом, но двое были с серебряными погонами – не меньше майора, значит. Петлицы черные, инженеры, надо же. Коллеги. После доклада саперов, еле сдерживающихся от смеха, они устроили что-то вроде митинга, долго бубнели и размахивали руками. Рассматривали мины, качали головами. Появился даже фотограф, который начал щелкать офицерье. Но в конце концов, самый главный (раз все послушались, значит, он и был главным) поддался моим мысленным приказам и полез внутрь, подсвечивая себе фонариком. Ну, остальные за ним тоже потянулись на экскурсию.
Тут и наступил мой выход на арену. Вернее, я как сидел в нычке, так и остался, но ручку-то кто крутил? Старший лейтенант Соловьев. Это вам не хухры-мухры! Большого бабаха, как в кино показывают, не было. Это же сколько тонн взрывчатки надо, чтобы до самого неба куски летели? На таком объекте – до хрена. Или даже килограммов на двести больше.
Земля вздрогнула, ухнуло один раз, глубоко, глухо, но курившие у входа гаврики, которые недавно доложили об успешном разминировании объекта, попадали. Не дураки, поняли. Подхватились, побежали. Само собой, не начальство спасать. Тут же сразу шандарахнуло второй раз, а потом и третий. Вот тут камрады окончательно поняли, что ошиблись, потому что грунт местами немножечко начал проседать. А это что значит? Что кресты можно ставить прямо на поверхности, потому что доставать доблестных, но глупых офицеров, придется долго. Если вообще получится.
– Так, ребяточки, – толкнул я сержанта. – Кина больше не будет. Ходу, родимые, ходу! А то ведь немцы сейчас сильно обидятся!
И мы сначала поползли, а потом и вовсе побежали. Под грохот пулеметов и минометов. Может, они и не по нам стреляли, но ведь стреляли же! Я выдержал километра два, наверное, после чего перешел на предписанные инструкторами по физподготовке пошатывающийся шаг, заполошное дыхание и радостное вязкое слюноотделение. Но ребята из охранения доказали, что радость в жизни можно получать от всего, и, подхватив меня под белы руки, потащили дальше. А я пытался хоть иногда переставлять ноги и думал: лишь бы эти лоси не пробежали Киев.
До украинской столицы не добежали: во избежание гибели ценного специалиста (старшего лейтенанта Соловьева, если до кого не дошло) еще километров через триста устроили привал. Мои мучители нагло пытались меня обмануть, утверждая, что преодолели мы каких-то жалких пять верст по очень удобному и хорошему пути. Я-то лучше знаю!
Как только эти паразиты заметили, что я начал почти нормально дышать, мы опять помчались крупной рысью по всяким особенностям рельефа Киевской области. Странно, почему-то я раньше думал, что здесь довольно-таки ровная поверхность везде. Так что когда кто-то завопил: «Стой! Стрелять буду!» – я понял: конец близок. Либо мне, либо моим мучениям. Это как получится.
Нарвались мы на боковой дозор отходящих войск. Документы наши всех удовлетворили, нас представили пред запылены и красны от недосыпа очи командира подразделения – капитана Осадчего, а дальше мы уже побрели с ними. Благое дело километров через пять пошли киевские предместья.
* * *
В управление фронтом я попал только к вечеру. Там все было похоже на пожар во время наводнения. Не скажу где, а то обвинят еще, что подрывал боевой дух. Но Аркаша был на месте, как обычно, перекладывал бумажки из правой кучки в левую. Увидев меня, он даже привстал и уронил то, что держал в руках, а именно пустой стакан. Тоненько дзынькнув, тот не разбился, а покатился по полу, описав красивый полукруг.
– Петька! – закричал он и полез обниматься, пнув по дороге несчастную посуду, снова показавшую чудеса крепости и закатившуюся под стол. – Живой! Слушай, как сообщили, что самолет пропал, я сказал, что ты все равно вернешься! Ты ж такой… чертяка! – Он обнял меня, и я понял, что сейчас погибну от множественных переломов.
– Ты, Масюк, отпусти меня, пока я живой, – закряхтел я остатками воздуха в легких.
– Слушай, такое дело… – замялся Аркадий, внезапно смутившийся. – Твоим похоронку отправили…
– Кому это «моим»? – не понял я.
– Родителям, кому же еще. – Масюк посмотрел на меня как на маленького. – И Вере… Михаил Петрович сам телеграмму отправил…
Я хлопнул себя по лбу. Надо жене срочно сообщить, а я тут… обнимаюсь со всякими…
– Скоро вернусь! – крикнул я уже на бегу. – Мне на узел связи!
Как назло, связисты все оказались незнакомыми. Мало того что я никого из них не знал, но и они меня тоже! Пока искали старшего смены, то да се, я весь извелся прямо. Девчонки, конечно, носики морщили, на меня глядя. И вид тот еще, да и запашок после всей этой беготни… Можно только представить.
