– Это к Старинову. Там все подготовлено, я ему позвоню.
* * *
Я всю ночь провертелся с боку на бок: сон не шел, я все думал о нашей базе в высотке на площади Калинина. А все ли там хорошо устроено? А работает ли то, что натащил туда Ильяз? А наблюдательный пункт? А вот еще! Понимал, что дурь это, перепроверили же сто раз, в том числе и я, а покоя все равно не было. Так что утром я был как вареный. Но на Крещатик помчался с раннего утра, только рассвело.
Часовой торчал на месте, затаившись в вестибюле и охраняя единственный вход. Я показал документы, хотя видел он меня здесь, наверное, раз десять, не меньше. Но поднявшись наверх, я услышал какую-то возню и приглушенные вскрики. Так что последние пару этажей я преодолел влет, хотя ноги и гудели.
Ильяз вязал какого-то мужчину, бледного, будто он в погребе три года просидел безвылазно. Он настолько увлекся этим делом, что даже не услышал, как я топотал по лестнице.
– И что здесь творится? – спросил я, чем наконец привлек внимание Ахметшина. Ну, я бы тоже захотел узнать, кто это вопит мне прямо в ухо.
– Шбиёна боймал, товарищ старший лейтенант! – бодро и радостно сообщил мне подчиненный. – В комендатуру сдадим или сами расстреляем?
– Ишь, кровожадный какой! А поспрашивать, кто, откуда, не собираешься? – Я наклонился к мужчине.
Лет тридцати, наверное, не больше. Лицо ему Ильяз отрихтовал немного: губу разбил, вокруг левого глаза наливался свежий синяк.
– Как зовут тебя? – спросил Ахметшин грозным голосом.
– Андреев Павел, – совершенно бесцветно ответил «шпион», будто автомат говорил.
– Ты где живешь? – Я задал вопрос уже поспокойнее, дав Ильязу отмашку помолчать, но задержанного, кажется, это не волновало.
– Раньше в Троещине жил, а сейчас в больнице имени Ивана Петровича Павлова, на Подоле.
О больнице имени Павлова я знал. Это огромная киевская психушка на правобережье. Именно туда Соломоныч вел своих пациентов, и оттуда дал деру Виталик, добравшийся аж до Москвы.
– А что же ты здесь ходишь? – спросил я. Уже понятно было, что до шпиона Павлу Андрееву как до Луны.
– А всех собрали и увезли на поезде, а мне отсюда уезжать нельзя… – бесцветным голосом продолжал вещать задержанный. – У меня тут связь с небом, а в другом месте она пропадет, и я не смогу принимать оттуда мысли.
– Какие хоть мысли? – влез Ахметшин, развязывая ему руки. Напрасно это он спросил.
– Холод, надо топить… топить… – забормотал Павел. – Летать, возвысить себя до материального и отпустить все связи; оставить все естество… Там вверху тепло, Икар, Икар!
– Документы есть? – спросил я уже для порядка. Да и отвлечь надо от этих Икаров. Так притворяться только большой артист сможет, а не рядовой шпион.
– Справка есть, мне в больнице давали, когда домой выписывали.
Он полез куда-то и подал мне сложенную вчетверо изрядно потертую бумажку. Я развернул ее, боясь только, чтобы она не рассыпалась у меня в руках, и прочитал: «Довідка видана Андрєєву Павлу Даниловичу, 1910 р. н., у тому, що він проходив лікування у Київській психіатричній лікарні ім. І. П. Павлова з 13 січня 1940 по 26 травня 1940 року з діагнозом параноїдна шизофренія».
Ильяз заглянул через плечо на справку. «Павловку» знали все, безо всякой справочной. И украинский язык помехой не был.
– Ну что, отпускаем? – спросил Ахметшин. Вроде как тот факт, что поймал он вовсе не шпиона, не сильно расстроил моего помощника.
– Погоди отпускать, – тормознул я его. – Самый главный вопрос мы не задали. Ты, Паша, как сюда пролез? – В то, что он смог проникнуть мимо часового, я не верил ни разу. – Покажешь?
– Пойдемте, – не стал отпираться задержанный. И неспешно пошел по лестнице вниз.
Мы с Ильязом долго удивлялись, как человек смог проникнуть в такую щелочку, даже такой худощавый, как Паша Андреев. Внешне в эту дыру мог бы пролезть небольших размеров щенок, не больше, но больной влез туда без труда и через какой-то десяток секунд попрощался с нами с другой стороны. Напоследок я сказал ему, что связь с небом хорошо держать в городе Куйбышеве, там отличное эхо от волжской воды. А вдруг доберется?
И только потом, когда Ахметшин проверил эту вроде как небольшую промоину и признал ее вполне годной для экстренного драпа, только чуточку аккуратно расширить бы, я понял, что меня зацепило в рассказе шизофреника. Эвакуация «Павловки». А ведь я сам видел памятную табличку, установленную после войны, что в больнице немцы расстреляли более тысячи больных. Ну, хоть этих убогих успели спасти.
Интерлюдия 1
Днем в Узин приехал начштаба Тупиков с командиром 19-й авиадивизии Богородецким. Они вдвоем разговаривали с комполка Козиным минут двадцать – только чтобы довести задачу. Ничего особо нового вроде и не было, кроме одной маленькой детали. Но, как верно заметил майор, именно от нее все и зависит.
Скомандовали построение. Всех летчиков, кто был на земле. Собралось тридцать два человека. Приезжее начальство встало в сторонке, разумно посчитав, что Козин своих людей лучше знает, да и послушают они его быстрее. Тем более что тут насильно не заставишь – нужны только добровольцы.
– Друзья! Товарищи! – начал Козин совсем не по-уставному. – Сегодня нам предстоит выполнить очень тяжелую задачу. Может, самую трудную в своей жизни. Поэтому нужны только добровольцы. – Он перевел дыхание и молча посмотрел на строй, с правого фланга на левый, а потом обратно. – Не знаю, сколько из ушедших на задание вернется. Может, и никто. Но это надо сделать… Для Родины, для Победы! – Он снова замолчал, будто собираясь с силами, чтобы заговорить, но потом махнул рукой и намного тише добавил: – Кто согласен…
Майор еще не договорил, когда весь строй шагнул вперед. Без тени сомнения, все просто продолжали смотреть на своего командира.
– Нет, так не пойдет, – спокойно сказал Козин. – Полетят следующие летчики: Ищенко, Харченко, Ивлев, Данилкин, Александров… – он продолжал называть фамилии, и названные им люди выходили еще на шаг вперед, всего семнадцать человек. – Вам задачу поставит комдив Богородецкий. Прошу всех в Ленинскую комнату.
Полковник садиться не стал, а только дождался, когда рассядутся пришедшие с ним.
– Как вы знаете, возле Кременчуга немцы пытаются навести понтонный мост, чтобы переправить на левый берег свои танки и попытаться замкнуть кольцо окружения. Дважды переправа была разрушена. По данным разведки, эта попытка – последняя. Больше резервов у немцев нет. На плацдарме сосредоточено неимоверное количество средств противовоздушной обороны. Наша… – тут он впервые сделал паузу и обвел взглядом слушавших его, отметив, что никто из них не озирается по сторонам с мыслями «дайте выйти!», – задача очень сложная и ответственная. Именно нам предстоит ослепить немецкие зенитки. На ваши самолеты подвесят баллоны с газом, который при соединении с воздухом создает задымление. Ни бомб, ничего. Только газ.
