Да, я мечтала убить его! Отомстить за все унижения и обиды, которые снесла от него. За предательство. За подлость. Я молилась, чтобы с ним что-то случилось. Чтобы у него нашли рак, или его сбила машина, или он попал бы в аварию. Я знаю, что это звучит омерзительно. Знаю…
Маша опустила голову. Но тут же снова подняла на меня глаза, в которых горел совершенно неистовый огонь.
– Знаешь, – сказала она совсем тихо. – Наши желания… они ведь сбываются. У тебя так было? Признайся, только честно. Было?
Я пожал плечами. К сожалению, мои желания никогда не сбывались. Ни одно из тех, что я загадывал.
– Скорее нет, чем да, – произнес я неопределенно.
Я уже знал, о чем дальше пойдет разговор. О гибели Соболева. Маша хочет заставить меня поверить в то, что причастна к его смерти лишь виртуально, просто пожелав ему зла. Как бы не так. Чует кошка, чье мясо съела. Вон как горят глазищи, сколько ненависти в них. Такая на все пойдет, ни перед чем не остановится. И денег у нее достаточно, чтобы нанять убийц…
– Счастливый ты, – проговорила Маша, – счастливый. – И принялась играть своими умопомрачительными волосами.
То разложит на груди, то перекинет за спину, то погладит, то потеребит. Я терпеливо ждал. Я хотел услышать ее версию гибели Соболева. Возможно, из сказанного ею мне станет ясно, за что зацепиться, где искать доказательства Машиной вины.
– Ты знаешь, не прошло и полугода, как Костя погиб. – Она замолчала, глядя, какое впечатление произвели на меня ее слова.
Я сделал вид, что крайне удивлен.
– Да ты что! Быть того не может.
– Может, к сожалению. Его убили в собственной квартире чуть меньше недели назад.
– Кто убил?
– Не знаю. Пырнули ножом. Прямо в сердце. Мне кажется… кажется, что это я виновата в том, что случилось. Понимаешь, я желала ему смерти, думала, что это будет справедливо… – Маша залпом допила кофе и нервно зажгла новую сигарету.
Румянец сошел с ее лица, и оно было совершенно белым, даже зеленоватым. Я видел, что ей хреново, очень хреново. Неудивительно – заказать собственного мужа, хоть и бывшего. А на что она надеялась: будет спокойно спать по ночам, скакать на лошадях и потягиваясь пиво в своих барах? На зоне я видел убийц собственных жен, сестер и даже матерей. Большинство из них были несчастные, пропавшие люди. Они не знали ни минуты покоя. Их терзали адовы муки. Конечно, находились и такие, которым было по фиг, но их меньшинство. Эх, Маша, Маша, хочешь изображать из себя обиженную и преданную супругу, а на деле тобой руководила банальная алчность, жажда денег…
– Вот, собственно, и все, – сказала Маша. – Не знаю, зачем все это тебе выложила. Никому не рассказывала, а перед первым встречным разоткровенничалась. Прости.
– Да что ты. – Я осторожно погладил ее по плечу. – Я очень сочувствую тебе. Столько пришлось пережить.
– Да уж. – Она вздохнула.
Воцарилась долгая пауза, во время которой я украдкой наблюдал за Машей. Она же смотрела в стол. Наконец, она спросила уже другим, более бодрым, голосом.
– Ну а ты?
– Что я?
– Ты любил кого-нибудь? У тебя есть девушка?
– Была, в Воронеже. Но я не относился к этому серьезно.
Маша понимающе хмыкнула.
– Ну да. По тебе видно, что женщины для тебя так, развлечение. Да к тому же ты еще совсем пацан.
Знала бы она, как близка к истине. Женщину я познал рано, в тринадцать. Была это скверная женщина, спившаяся, гулящая, старше меня лет на пятнадцать. Но красивая. Вернее, со следами былой красоты, оставшимися после беспробудного пьянства. С этого момента и до колонии у меня была куча девчонок. Ни с одной из них я не гулял больше двух недель, а с некоторыми и того меньше. В том кругу, где я варился, отношение к ним было примерно как к новому телефону. Или к новой тачке. Поначалу цепляет, но быстро надоедает. Позже, уже в колонии, мне сильно не хватало женского тепла и ласки. Я завидовал парням, к которым с воли на свиданку приезжали жены и подружки. Ко мне никто не приезжал. Никто не писал письма, не слал посылки. Только мать, да и та быстро скисла, когда заболела. Я мечтал о том, как, выйдя на свободу, разыщу какую-нибудь из своих былых подружек, и та меня пригреет и приголубит. Но я жестоко ошибался. Бывшим я оказался без надобности. За те три года, что меня не было, кто-то из них успел выскочить замуж и нарожать детей, кто-то спился, кто-то умер от передоза. Незанятые же предпочитали кавалеров с карманами, туго набитыми баблом, а не нищего, полуголодного доходягу…
– О чем задумался? – Маша смотрела на меня и улыбалась, подперев рукой щеку.
Ее сочные алые губы были совсем близко, они манили до головокружения, до сладкой боли во всем теле. Я вдруг подумал, что плевать мне, убила она своего супруга или нет. В любом случае я буду спать с ней, трогать и тискать ее царские груди, шептать на ушко всякие непристойности, наматывать на пальцы сверкающие, искрящие электричеством волосы.
– Скажи, ты далеко живешь? – спросил я Машу.
– А что? – Она улыбнулась еще шире и призывней. – Ты хочешь заехать ко мне в гости?
Тут я вспомнил наконец о Регине. Хорош я буду, если не вернусь ночевать в первый же день своего выхода в свет. Она наверняка решит, что меня замели мусора, будет сходить с ума. Позвонить я ей не мог, потому что свой раздолбанный кнопочный телефон оставил дома, чтобы случайно не скомпрометироваться перед Машей, а другого у меня не было. Да я и номера ее не знал.
– Хочу, – сказал я, – но не сегодня. Сегодня я должен вечером быть дома. Обещал бабушке помочь с уборкой.
– Какой заботливый внучок, – иронично произнесла Маша, и я видел, что она разочарована.
Значит, я действительно понравился ей, раз она сама напрашивается на продолжение знакомства.
– Давай я приеду к тебе завтра? Я свободен.
Она сделала вид, что колеблется. Потом кивнула.
– Так уж и быть. Скажи свой номер, я скину адрес.
Я продиктовал номер своего мобильного. Она достала из сумочки айфон последней модели и записала его в справочник.
– Значит, Саша Морозов? – Маша глянула на меня с лукавством. Я кивнул, прикованный к ней взглядом, точно завороженный. – Скажи, а твоя рука… она не помешает нам… скажем так, весело проводить время?
Маша откровенно забавлялась. Казалось, она начисто позабыла об убиенном муже и о пивоварне.
– Не помешает. – Я облизнул пересохшие губы.
– Обещаешь?
– Слово мушкетера.
Это была цитата из зоны, так всегда говорил женщинам наш местный Казанова Леха Красавчиков, по кличке Красавчик. Внешность у него была прямо противоположна фамилии: страшный, рябой мужик, с переломанным носом и гнилыми зубами. Однако бабы его обожали, уж не знаю за что. Писали ему письма, полные любви, слали продукты, вещи, сигареты. Он вечно болтал по телефону то с одной, то с другой. И каждой пел в уши, что она у него единственная, заканчивая разговор одной и той же фразой: «Даю слово мушкетера». Сейчас эта фраза невольно слетела у меня с языка. Маша весело расхохоталась.
