17
Маша долго не открывала. Я позвонил раза три и уже решил, что она продинамила меня. Пока я раздумывал, ест ли Регина устриц и как ей объяснить столь дорогие покупки, дверь распахнулась. Маша предстала передо мной на пороге в коротеньком шелковом халатике, едва прикрывающем бедра, и в золотистых плетеных босоножках на каблучке. Ее волосы были распущены и свободной волной падали ниже талии. От нее умопомрачительно пахло духами и свежей клубникой.
– Ты? Заходи. Давно тут стоишь?
– Давно, – ответил я и вошел в просторную прихожую.
Квартира была однокомнатная, но большая, метров сорок, а то и все сорок пять. Полукруглый холл отделял комнату от кухни. Маша взяла из моих рук пакет и ногой пододвинула тапочки, стоящие под рогатой вешалкой.
– Раздевайся и идем. Я приготовила клубничный смузи.
Я быстро повесил куртку на один из рогов, снял кроссовки и, весь превратившись в нюх, последовал за ней. В светлой кухне было огромное окно, завешенное полупрозрачной шторкой. У стены стоял кухонный гарнитур цвета металлик. У другой стены круглый столик со стеклянной столешницей. На столе красовалась глубокая тарелка, полная спелой клубники. Рядом два высоких прозрачных бокала с пенно-розовой жидкостью, в которой плавали соломинки.
– Садись. – Маша кивком указала на одно из двух уютных пластиковых кресел, покрытых мохнатыми белыми накидками.
Я послушно сел. Она протянула мне бокал.
– Попробуй. У меня вкусно выходит.
Я сделал глоток. Напиток был суперский, прохладный, в меру сладкий, приятно ласкающий язык и небо.
– Ну как? – спросила меня Маша.
– Отлично. А как же устрицы?
– Устриц мы оставим на потом, – сказала она небрежно.
Я понял, что все-таки не зря зашел в бистро, хоть и нарвался там на Асеньку с ее мужем. Мы сидели, потягивали смузи из соломинок и пожирали друг дружку глазами. Вернее, это я пожирал взглядом Машу, а она улыбалась, загадочно и интригующе, как Чеширский кот из мультика про Алису.
– Ты сегодня какой-то другой, – проговорила она немного погодя.
– Какой другой? Обычный.
– Нет, другой. Вчера ты был смелее. – Маша протянула руку и кончиками пальцев дотронулась до моей щеки. Мне показалось, что об меня зажгли спичку. – Ну что ты сидишь, как сыч? – спросила она капризно. – Поцелуй меня.
Я встал и склонился над ней. Она тут же откинула голову назад, подставляя мне красные и влажные губы, все в клубничном соке. Уже плохо соображая, что к чему, я впился в эти губы жадным поцелуем. Кресло покачнулось и накренилось. Маша тихонько взвизгнула и сползла на пол, увлекая меня за собой. Мы сидели на цветном кафеле, тесно приникнув друг к другу, и самозабвенно целовались. Мне давно не было так хорошо. Да что там, я был просто на седьмом небе от блаженства. Мусора, охотящиеся за мной, грозящий срок за убийство, колония – все это отошло на задний план, померкло и перестало меня беспокоить на фоне ярко разгорающейся страсти. Нетерпеливыми пальцами я рванул шелковый халатик, под которым не было ничего, кроме нежного, бархатистого тела. Машина круглая, как дынька-колхозница, грудь удобно легла мне прямо в ладонь. Я с силой сжал ее. Маша охнула и с размаху толкнула меня в плечо. Я оторопело смотрел на нее. Перед глазами плавала пелена.
– Ты что? – пробормотал я, пытаясь вернуть утраченные позиции.
Но не тут-то было. Маша проворно вскочила на ноги и запахнула халат.
– Погоди, Саш. Я не хочу так. – Мне показалось, что голос ее дрожит. Значит, она тоже сгорает от желания, как и я! Тогда почему мы теряем время?
– Как «так»? – Я тоже поднялся и хотел обнять Машу, но она увернулась. – Чего ты хочешь? – спросил я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не наброситься на нее и не повалить на этот ее цветастый пол. Я спокойно мог бы сделать это одной рукой, она бы и пикнуть не успела.
– Это какое-то скотство у нас выходит, – проговорила Маша, прижимаясь спиной к подоконнику. – Надо по-людски.
Я ничего не понимал. Только что она вела себя, как самка, полностью готовая к спариванию, исходила томлением, выставляла напоказ свое роскошное тело. И вдруг – это «по-людски».
– Ты считаешь, любовью могут заниматься только скоты? – спросил я.
Голос прозвучал хрипло и невежливо. Во мне просыпался зверь. Еще мгновение, и я снова стану тем, кем был всегда, до того, как встретил Регину. Стану Бешеным. Очевидно, Маша почувствовала исходящую от меня опасность. В глазах ее появился страх.
– Послушай… я не хотела тебя обидеть. Я… я не знала… что ты так… такой… прости, пожалуйста…
Ее лепет немного привел меня в чувство. Пелена слегка рассеялась, туго натянутая пружина внутри вернулась в обычное положение.
– Это ты меня прости. Я просто потерял голову. Если ты не хочешь, ничего не будет. Я уйду.
– Нет! Не надо! Не уходи! – Маша рванулась от подоконника ко мне, но замерла на полпути, словно что-то удерживало ее.
Я смотрел на нее с недоумением. Она словно боролась сама с собой, не зная, как быть. Или это умелая игра? Я вдруг подумал, что Регина была права, и Маша действительно опасна. Кто знает, что у нее в голове? Вдруг она сумасшедшая? Всадит в меня нож, пока я буду наслаждаться ее прелестями? Или… или, может, смузи отравлен, и Маша ждет, пока я упаду перед ней замертво? Может, я не первый, кого она зазвала к себе в гости и потом убила?
От этих мыслей страсть во мне окончательно поутихла. Я невольно осмотрелся, примечая, нет ли где ножа или другого орудия убийства. Но ничего такого не было, лишь блендер, испачканный розовым клубничным соком, одиноко дожидался в раковине, пока его вымоют. Тем временем Маша все же овладела собой и подошла ко мне.
– Ты не понял меня. Мне все нравится. И ты мне нравишься. Ты в моем вкусе. Только… только излишне горячий. Но это здорово.
– Тогда что нам мешает?
Я снова не понимал ее. Женщина-загадка. Такая может измотать до обморока, до безумия.
– Ничего. – Маша улыбнулась. Подошла к холодильнику, достала вино, которое я принес. – На, открой. – Она протянула мне успевшую достаточно остыть бутылку.
– Хорошо. Штопор у тебя есть?
Она вынула из выдвижного ящика штопор. Я открыл бутылку. Маша взяла ее у меня и глотнула прямо из горлышка.
– Теперь ты.
Я тоже сделал глоток. Вино было терпким и прохладным. Я хотел еще глотнуть, но Маша отобрала у меня бутылку и присосалась к ней, как заправская алкоголичка.
– Может, хватит? – спросил я ее. – Тебе будет плохо.
– Не будет. – Она наконец поставила бутылку на стол. Вина в ней осталось на донышке. – Иди в душ. Там все есть. Полотенце чистое висит на крючке. Я буду ждать тебя в спальне.
Вот оно что. Значит, она чистюля. Я кажусь ей недостаточно стерильным для того, чтобы быть допущенным к телу. Что ж, знали мы и таких.
