Внешнее великолепие поместья Козловых взбесило Макса еще больше.
Он нажал на кнопку звонка. Потом еще раз. И еще. Жал до тех пор, пока дверь ему не открыл сам архитектор Козлов. Он был жутко пьян.
— Что вам угодно? — с презрением уставился на Макса.
— Я покажу тебе, что мне угодно! — рыкнул тот и бросился на соперника.
С первого же удара граф упал на ухоженную лужайку лицом вниз. Макс, будто коршун, кинулся за ним следом и схватил за грудки.
— Где Даша?! Где она, я тебя спрашиваю!
— Я не знаю, где Даша! Зачем она мне?
— Ах, ты не знаешь?! А разве не ты звонил мне полчаса назад, предлагая ее жизнь в обмен на снятие всех обвинений?!
— Нет! — утирая кровь с лица и трусливо прикрываясь от ударов, выкрикнул граф. — Я не мог звонить кому бы то ни было полчаса назад! Потому что в это время я крепко спал! Я нервничаю, а когда нервничаю, много выпиваю!
Вдалеке послышалась сирена, и вскоре у поместья Козловых остановились две полицейские машины. С заднего сидения одной из них выбрались дед, отец Даши и отец Макса. Из второй высыпали вооруженные сотрудники полиции.
— Сергей Витальевич, вы обвиняетесь в похищении Дарьи Колышевой и причинении вреда ее здоровью! — следователь достал наручники и тут же защелкнул их на аристократических запястьях Козлова.
— Я никого не похищал! — взвизгнул граф. — Честное слово! Мне что, подлога документов мало?!
Из дома выбежала мать архитектора.
— Отпустите его! Отпустите моего сына! Не смейте его никуда везти! — набросилась с кулаками на следователя она.
— В отделе разберутся, какое отношение он имеет к исчезновению Даши Колышевой, — грубо оттолкнул в сторону женщину полицейский.
— Это ты виноват! Ты! — развернулась к Максу она. — Если бы ты не влез в семью Колышевых, мы бы сейчас готовились к свадьбе! А теперь готовьтесь к похоронам! Вашу Дашу уже не спасти! Вирус коварен!
— Что за вирус, мама? — опешил опухший от пьянства Козлов. — К чему похороны? Ты что, знаешь, где Даша?
На лужайке воцарилось гробовое молчание. Все уставились на мать графа.
— Да, знаю! Это я заплатила за ее похищение! Если у меня отнимут сына, пусть и Колышевы знают, каково это — потерять близкого! Похороните ее в свадебном платье! Думаю, жених раскошелится на самое дорогое!
— Где моя внучка?! — бросился Архип Михайлович на мнимую подругу. — Куда вы ее упрятали?!
— Не скажу! Пусть сгинет, раз нам не досталась!
— Свихнулась совсем?!
— Остановитесь! — вбежал во двор еще один сотрудник полиции. — Нашли девушку! В тюрьме нашли! Только там уже третью неделю ходит инфекция! Всех заболевших сгоняют на карантин, в отдельную камеру. И ее туда поместили.
— Боже… — вырвалось у Макса. Казалось, выдержка окончательно его покинула.
— Что же мы стоим?! Поехали в тюрьму, быстрее! Ее же там сутки продержали! — выкрикнул Владимир.
И все сбилось в какую-то страшную мешанину, от которой у Макса звенело в ушах. Ему казалось, что сердце остановилось и больше не бьется. Дашу не успеют спасти? Такое возможно?
Все тело стало каким-то ватным, и не было сил даже пошевелить рукой или ногой. Неужели он своей активностью спровоцировал ту ситуацию, в которой оказалась Даша? Он подверг ее смертельной опасности, и теперь нет никаких гарантий, что она выживет?
— Никакой местной больницы! Вызывайте вертолет МЧС! Переправим в Москву, пусть там лечат! — кричал в телефон Аркадий Семенович. — Я знаю, как дорого это стоит! Именно сейчас деньги волнуют меня меньше всего на свете!
А самое страшное было потом, когда их даже не подпустили к Даше. Люди в масках и белых халатах забрали ее на носилках и тут же погрузили в карету скорой помощи, которая стремительно умчалась в отделение реанимации, чтобы дождаться прибытия вертолета МЧС.
ГЛАВА 36. Даша
Странное, вязкое состояние. Тело мне больше не принадлежит. Я понимаю, что со мной что-то не так, но никак не могу прорваться сквозь странную завесу. Она держит сознание плотным облаком, а вокруг ничего нет. Откуда-то слышится звон голосов: «Она не выживет». «Если отек легких случится до утра, она не сможет дышать. Вирус коварен, перед ним все равны. Эта форма еще совсем не изучена. Ее организм не справляется».
Я снова куда-то проваливаюсь. Что-то накатывается на грудь, и мне почти нечем дышать. Сознание меркнет и я уже готова раствориться в небытие. Внезапно что-то цепляется в мою грудь острыми когтями и тянет, тянет куда-то наверх, за собой. Когти такие острые, что они разрывают мне грудную клетку, впиваются мертвой хваткой, и у меня нет ни единого шанса окончательно померкнуть. Мне хочется исчезнуть, но когти не дают мне этого сделать. Тянут и тянут с такой силой, что я просто не могу отключиться окончательно. В какой-то миг глубоко внутри я осознаю, что они не дают мне уйти… И вдруг дышать становится немного легче. Я жадно глотаю воздух, пытаясь насытиться, а потом острая боль в локтевом изгибе полностью расслабляет сознание, и я отключаюсь.
Медленно открываю глаза. Вокруг темно, только из-под двери льется тонкая полоска света. Снова закрываю глаза, но всего лишь на несколько секунд. Потом открываю и таращусь в окутанный полумраком потолок. Я никак не могу понять, где нахожусь. В первые мгновения я даже плохо понимаю, кто я такая. Воспоминания обрывочные. Единственное, что я четко чувствую — мне нужен туалет.
Осторожно сажусь на постели, и на кушетке справа замечаю задремавшего в неудобной позе мужчину. Я пугаюсь, вздрагиваю, и тут же яркие воспоминания захлестывают сознание. О том, как очнулась в странном бараке, набитом людьми. Как в истерике билась головой о железную дверь, как кричала до хрипоты, требуя меня выпустить. Никто не открыл. Приходили только люди в масках и белых халатах с носилками за теми, кто уже не мог самостоятельно встать, и молча уносили их в реанимацию. Я бросалась к этим людям, умоляла выпустить, позвонить моим родственникам, но они лишь зло отшвыривали меня в сторону…
Кто-то сказал, что здесь все заражены какой-то инфекцией. Это изолятор. Отсюда нет выхода, потому что лекарства плохо помогают, а распространения инфекции никто не хочет.
Я сутки билась о стены в попытке достучаться хоть до кого-то. На некоторое время меня вырубало от голода и бессилия (я боялась прикасаться к еде и воде, надеясь все же не заразиться), а потом мне тоже стало плохо. Ослабленный стрессом организм очень быстро подцепил инфекцию, которой было пропитано все вокруг. Больше я почти ничего не помнила.
Сейчас я была одна.
«Наверное, в реанимации, — догадалась я. — А на кушетке — второй несчастный, который тоже умирает».
Медленно встала на ноги. Как же трудно ходить… будто из меня выжали все силы. По стенке на ощупь я добралась до двери ванной комнаты.
