— Я тоже. До встречи дома.
— Да, до встречи.
Я отложила сотовый телефон в сторону и задумчиво взглянула на плотно прикрытую дверь кабинета, за которой Облонский обсуждал что-то важное с подъехавшим подрядчиком.
- Маша, принесите кофе. Две чашки американо и сахар, — взорвалось его голосом переговорное устройство, и я вздрогнула от неожиданности.
— Да, Владимир Николаевич. Кофе сейчас будет, — постаралась вложить в ответ всю чувственность своего голоса, и с улыбкой двинулась в переговорную. Перед глазами стояли его пальцы, ослабляющие строгий черный галстук. Что ж, у меня очень привлекательный босс. К этому надо привыкнуть и воспринимать его, как манекена на витрине очень дорогого магазина. Или как музейный экспонат. Любоваться можно, а трогать нельзя. Иначе, чего доброго, еще взорвется.
Глава 13. Маша
Всю следующую неделю я упорно работала в приемной у Облонского. Он почти всегда был занят, а когда требовал от меня какие-то документы на подпись или кофе, я с придыханием повторяла его любимую фразу: «Да, Владимир Николаевич», и он дарил мне обворожительную улыбку. Я же пыталась воспринимать его персону, как дорогостоящий музейный экспонат, которым разрешено только любоваться, и кажется, к концу недели мне удалось научиться справляться со своим смятением от его улыбок.
Пару раз мне удавалось ускользнуть на обед вместе с Настей из отдела кадров, и от нее я узнала много интересного. Например, я бы никогда не подумала, что Божена Брониславовна в юности подрабатывала моделью на модных показах, и только после тридцати ушла в кадровики. Работает она исключительно ради развлечения, потому что покойный муж оставил ей приличное наследство, позволяющее ни в чем не нуждаться.
Облонский не общается со своими родственниками. Его отец — наследник дворянского рода Оболонских, был категорически против женитьбы сына, и наш босс даже потребовал убрать одну букву из его фамилии, чтобы не иметь ничего общего с отцом. Ведь его жена Амира была по национальности чеченкой, да еще и сиротой. Для родных Облонского такой выбор стал страшным ударом. Даже после развода и отъезда жены заграницу с родственниками Владимир Николсаевич не помирился.
Ирина — любовница Облонского — руководит рекламной компанией «Стела», которая сотрудничает с «НИГМОЙ», а еще Ирина очень комплексует по поводу своего возраста. Оказывается, она на год старше Облонского.
Накануне Ирина заходила в приемную, отдать Облонскому на подпись какие-то договоры. Стройная брюнетка в брючном костюме нежного лилового цвета оценивающе скользнула по моей фигуре острым взглядом зеленых глаз и только после этого сдержанно поздоровалась.
Ее образ больно ударил по моей самооценке. Белоснежная, почти фарфоровая кожа лица, очень короткая стрижка и плотно сжатые губы выдавали успешную деловую леди.
«Наверное, такой и должна быть подруга Облонского, — мелькнула горькая мысль. — Успешной, дорогой и готовой к любому повороту событий».
В строгой офисной блузке и черной юбке на фоне Ирины я показалась себе неопытной школьницей, одевающейся в бюджетном магазине. Что делать — выпускницам филфака в школе не платят хороших зарплат. Проводив ее взглядом, мысленно пообещала себе с первой зарплаты тоже купить красивый костюм. Да только мое обещание никак не подняло самооценку. Кроме обаяния и приятной внешности, мне было нечего ей противопоставить. Посему я приказала себе продолжать рассматривать Облонского как недостижимый и очень дорогой экспонат из музея и не реагировать на его улыбку. Ведь ясно, что я для него всего лишь милая секретарша, которая забавляет своей неопытностью и смущением.
Все изменило тридцатое апреля, пятница, последний рабочий день перед праздниками.
Первая трель будильника, 5.50
Пытаюсь выбраться из своего страшного сна. Я видела замок Абрамова. Его нехорошую улыбку, горящий вожделением взгляд любителя красивых девушек. Волкова я больше не видела. Зато видела Облонского. Как в тумане, за кадром. Он кричал, что не потерпит у себя никаких цветов от моих поклонников.
Будильник в телефоне сработал второй трелью, в 6.00, и я широко распахнула глаза. В голове прокручивался крик Облонского о цветах и поклонниках.
«У меня и поклонников-то нет. Какие цветы?» — нащупывая босыми ступнями пушистые тапочки с розовыми кроличьими ушами, подумала я.
Но сон испортил настроение. Как дурное предчувствие.
— Под пятницу сны вещие снятся, — ставя передо мной тарелку с тостами, философски подметила Жаннетта.
— Не надо нам таких вещих снов. Меня все и так устраивает, — испугалась я.
— Может, он на тебя запал? Твой босс?
— Что ты… — рассмеялась я и придвинула к себе чашку с кофе.
— А почему нет? Ты красивая.
— Видела бы ты его подругу Ирину! Я на фоне нее выгляжу как обслуживающий персонал отеля.
— Брось, ты все равно красотка, — приободрила меня Жаннетта. — А шмотки — дело наживное. Не думаю, что она в двадцать два имела такие возможности, как сейчас. Тоже, скорее всего, перебивалась от зарплаты до зарплаты. К тому же, она для него старая. Ты же сама говорила, что ей тридцать один. И вообще, сегодня пятница. Надень красивое платье. Кстати, у меня есть двадцать свободных минут и вдохновение, могу создать тебе легкий образ. Богаче от него ты не станешь, но зато будешь красивой. А что нужно женщине, чтобы быть увереннее? Правильно, хорошо наложенный макияж. Пусть твой босс уходит на выходные, думая о тебе.
— Звучит ободряюще, — хмыкнула я. — Только это не поможет. Облонский не думает о таких глупостях, как внешний вид его секретарши. Вернее, он, конечно, думает, но исключительно с точки зрения этикета. Для него важно, чтобы я не набрала лишний вес и соблюдала дресс-код.
— А ты сломай его стереотип, — оживилась подруга. — Соблазни его!
— Это смешно, — заулыбалась я.
На самом деле мне совершенно не хотелось сближаться с Облонским. Он нравился мне на расстоянии, так, как может нравиться человек недостижимый, вращающийся на другой орбите. Я — его секретарша, мне приятно, что у меня такой привлекательный босс, и на этом соприкосновение наших персон заканчивается. Для более близкого общения он был слишком сложным. Слишком жестким, слишком непредсказуемым. Я повторяла себе придуманную байку про музейный экспонат, потому что в глубине души я знала — об него можно очень больно обжечься. А не впустить Облонского не получится. С ним у меня будет или все, или ничего. И это «все» спалит меня дотла, не оставит камня на камне. Поэтому лучше пусть он будет музейным экспонатом, у которого есть взрослая Ира.
Но если подруга закинула удочку, а в глазах пылают чертинки, разве можно отказаться от смелой идеи свести босса с ума накануне праздников? Пусть даже потом за это меня разорвет на клочки его умудренная жизнью Ира…
Глава 14. Облонский
30 апреля, пятница
