– Не дергайся! – строго прервал ее доктор и продолжил наносить крем от ожогов. – Я вот только одного не пойму, Маша. Ты настолько ветрена, что полтора месяца для тебя очень большой срок?
– Достаточно меня мазать! – сбросила его руки с плеч она. – И что значит ветрена?
– Ничего, – угрюмо отозвался Дима и открыл чайник. – Чай будешь?
– Нет. Ты не ответил на мой вопрос.
– Я разговаривал с Дианой недавно. Почему-то ты придумала проблему, которой, возможно, не существует вовсе. Раздула ее до вселенских масштабов и готова разрушить все самое лучшее, что между нами было. Я только не пойму, зачем тебе это нужно? – повернулся он в ее сторону.
Маша подошла к окну. В глазах противно защипало, и она часто заморгала, стараясь скрыть слезы.
– Я испугалась, – постаралась она дать максимально честный ответ.
– Чего? – растерянно посмотрел ей в спину доктор.
– Того, что не смогу пережить, если потеряю тебя навсегда.
– А с чего ты взяла, что потеряешь меня? – Дима отставил в сторону чайник, решительно подошел к ней и развернул к себе лицом.
– Потому что… Я уезжаю через два дня, – глаза застилали слезы. – И возможно, больше не увижу тебя.
Она резко оттолкнула его и выскочила из медпункта. Бежать, поскорее бежать от него. Куда глаза глядят, лишь бы не столкнуться с ним снова!
– Маша! Ну, подожди! Куда ты бежишь? Ты ведь даже не дала мне ответить! – слышалось ей вслед, но она и не думала останавливаться. Свернула на первую попавшуюся тропинку, ведущую в гору, и вскоре оказалась в лесу. Подниматься на большой скорости становилось все тяжелее, и она остановилась. Прислушалась и, убедившись, что за ней никто не гонится, села на первый попавшийся пень. Отдышавшись, вытерла соленые слезы, которые никак не хотели останавливаться.
Она снова все испортила. Какая разница, кто он: спасатель, терапевт, отщепенец, отказавшийся от собственной семьи? Разве это важно? Главная истина совсем в другом. В том, что она любит его. Надо обязательно вернуться и сказать ему это. У них с Димой осталось совсем немного времени, его нельзя тратить на глупые истерики.
Маша решительно встала и начала быстро пускаться обратно вниз по тропинке. Толкнула дверь в медпункт, но там никого не оказалось. Лишь чайник выпускал пар на столе, на том месте, где еще недавно лежала красивая белая ракушка.
Она заглянула в бар, свернула на спортплощадку и обошла все беседки. Дима, как в воду канул. Окончательно растерявшись, Маша вернулась в свою комнату.
– Ты где была? – вытаращилась на нее Диана.
– Искала Диму. Но его нигде нет, – с трудом переводя дыхание, ответила Маша.
– Он тоже тебя искал. Дважды. А потом уехал с Лёшкой, – отложила в сторону ручку и сборник кроссвордов Диана. – Оставил тебе подарок. Вон, на окне лежит.
Судорожно сглотнув, Маша повернулась к окну. На подоконнике одиноко белела красивая ракушка. Девушка нерешительно шагнула в сторону оставленного подарка и крепко сжала его в руках. Почему-то снова всхлипнула.
– Машка, по тебе психбольница плачет, – сурово поставила ей свой диагноз подруга и уткнулась в кроссворды.
На этот раз Маша даже не обиделась. Диана по-своему права, ее школьная приятельница – неуравновешенная истеричка.
– Диана, поищи в аптечке успокоительные таблетки, – жалобно всхлипнула она.
– «Персен» тебя устроит? – снисходительно хмыкнув, поднялась со скрипучей кровати Диана.
– Устроит, – присев на край своей кровати, Маша прижала к сердцу ракушку. Слезы солеными потоками катились по щекам без остановки.
– Только не переусердствуй, а то к ужину не проснешься.
– Не буду. – Пообещала Мария и заплакала еще горше.
Глава 20
Вечер неумолимо опускался на пляж. Погасил остатки солнечных бликов в воде, зажег на небе первые звезды. Маша стояла на пирсе совсем одна. Сильный ветер обдувал ее хрупкую фигурку, облаченную в коротенькие джинсовые шортики со стразами и черную полупрозрачную шифоновую тунику с длинными рукавами, нещадно спутывал длинные темные волосы, но ее, казалось, это мало волновало.
Она больше не пыталась найти своего доктора. На ужине весь медперсонал отсутствовал, и Маша расценила этот знак по-своему. Ей не стоило связываться с Димой. С самого начала их отношения основывались на конфликтности. Послезавтра они с Дианой уезжают домой, и лучше оставить все как есть. Взять с собой на память о курортном романе большую красивую ракушку и попытаться начать с чистого листа, уговаривала она себя.
Но лошадиная доза успокоительных таблеток понемногу прекращала свое действие, обостряя чувства. От принятого решения с каждой минутой Маша чувствовала себя все несчастнее. Может, вернуться на базу? Там Диана зажигает на танцполе со своим Геннадием. Прыгать под музыку рядом с подругой у Маши не было никакого желания, и она продолжала таращиться на огромные волны, бьющиеся о камни, словно бешеные псы, сорвавшиеся с цепи.
Сквозь шум волн и ветра краем уха она уловила торопливые шаги, но не спешила оборачиваться. Это мог быть кто угодно – решивший проверить на прочность свой череп нетрезвый ныряльщик, девушка, сбежавшая от настырного кавалера, или Диана, в очередной раз потерявшая Машу из поля зрения.
Неизвестный посетитель ночного пирса тем временем поравнялся с ней. Облокотившись на железное ограждение, спокойно занял свободное место в театре штормящего моря. У Маши бешено заколотилось сердце.
– Знаешь, вчера вечером мне казалось, я обрел свою судьбу, – начал он свой монолог, совершенно не заботясь о приветствиях. – Ты и я, мы могли бы составить отличный дуэт. Не на день, и не на неделю. Настолько, насколько хватит чувств у нас двоих. А ты почему-то решила все смять и растоптать. Мне интересно одно – почему ты приняла такое жестокое решение?
Маша медленно подняла глаза. Дима стоял немного поодаль и совсем не смотрел на нее. Он был растерян и подавлен. Его природная смелость толкала выяснить все причины до конца, но от этого ему не становилось легче. Скорее, он еще больше запутывался в ее реакции на их отношения. И он был не готов принять отказ.
Маше вдруг стало жаль, что она разрушила такое прекрасное начало. Ей следовало быть немного терпимее. Помедлив, она шагнула вперед и прислонилась к ограждению настолько близко, что слышала дыхание своего оппонента.
– Ты сможешь меня простить? – только и смогла произнести, преодолевая дрожь во всем теле.
– А ты сможешь впредь четко и ясно говорить обо всем, что тебя беспокоит, вместо того, чтобы убегать от меня?
– Да, смогу. Я быстро учусь. Особенно на своих ошибках, – сглотнув очередные непрошеные слезы, произнесла она.
Ветер продолжал беспощадно трепать ее тяжелые темно-русые волосы, а волны пенились, недружелюбно швыряясь мелкими брызгами. От этого шифон на рукавах промок и теперь обвисал мокрыми кусками прозрачной материи.
