– Я его убью!
И не оставалось сомнений в том, что встреть Хиллари обидчика сейчас – убил бы. Или как минимум затеял бы драку.
А начиналось утро спокойно, в обыкновенном, ставшем привычным за последние дни ключе.
Линкольн и Райли правильно поступили, устроив собрание после ужина: в результате основное обсуждение услышанного произошло поздним вечером и продлилось не очень долго, затем все улеглись спать, а утром не слишком радостные новости стали восприниматься гораздо менее остро. Проснувшись, ребята отправились приводить себя в порядок, а затем потянулись к «Чайковскому», где три раза в день Наоми и Вагнер раздавали пищу – из тех запасов, которые клипер вёз на лунную базу. Рацион был разнообразным, рассчитанным на полноценное трёхразовое питание, а тюбики давно стали привычными и не вызывали шуток, которых поначалу звучало огромное множество.
– Что у нас сегодня? – спросила Анна, когда подошла её очередь.
– Омлет с сыром и пудинг, – ответил Вагнер, протягивая девушке шесть тюбиков.
– Хватит и четырёх, – улыбнулась Баррингтон. – Мне и Диккенс. Она сейчас дежурит около Артура.
– Вы уверены, что нужно всего две порции, мисс Баррингтон?
– Уверена…
И в этот момент разорался не нашедший Фрейзера Арнольд. Куда делся Пятый, Хиллари понял сразу и, оскорблённый в лучших чувствах, обиженный и недовольный, принялся кричать на весь ангар, совершенно не заботясь о том, что говорит. Арнольду было нужно выплеснуть гнев, и Анна, совсем не желавшая попадаться ему на глаза, схватила четыре тюбика и поспешила прочь…
Но не успела.
– Баррингтон! – рявкнул здоровяк, увидев девушку. – Куда это ты собралась?
– Не твоё дело.
– Уверена, что не моё?
– Я не обязана перед тобой отчитываться.
– А перед кем обязана? – Хиллари в два больших шага оказался рядом с Анной и преградил ей дорогу. – Почему у тебя четыре тюбика? Решила прихватить жратвы якобы для брата? Вот уж не думал, что ты станешь воровать у своих!
Ни для кого не было секретом, что Пятый испытывает к Баррингтон чувства, и все прекрасно поняли, почему разъярённый Арнольд решил на ней отыграться. Все поняли, но никто не поспешил на помощь: связываться со здоровенным Хиллари охотников находилось мало.
– В общем, так, Баррингтон, омлет оставь себе, а пудинги давай сюда, – распорядился Арнольд. – Что-то меня на сладкое потянуло.
Саймон захихикал, его поддержали ещё двое парней, и все уставились на девушку, ожидая, как она поступит.
– На сладкое потянуло? – переспросила Анна. – Не боишься, что заворот кишок случится?
– Ты это мне? – изумился Хиллари, не ожидавший, что Баррингтон рискнёт огрызаться.
– Тебе, тебе, – подтвердила подошедшая Диккенс. Увидев, что у подруги возникли проблемы, художница оставила Артура и поспешила к месту скандала. – Тебе, Арни. – Повернулась к Анне и очень громко произнесла: – Но лучше вслух об этом не говорить, подруга: Хиллари с Земли без сладкого, вот и бесится. – Пауза. – Кое-что в голову ударило.
Стоящие вокруг ребята обидно захохотали, а пунцовый Арнольд яростно сверкнул глазами:
– Что ты сказала? – и сделал шаг к Диккенс.
Но не испугал.
– То, что слышал, – очень резко и очень грубо ответила самбо. – Все знают, что ты с Земли пыжишься, пытаясь хоть кого склеить, а толку никакого. Толку нет и не будет, потому что надо себя не уважать, чтобы дать такому козлу, как ты. Так что дружить тебе, Арни, с правой рукой до возвращения на Землю. А там проститутку купишь на папочкины деньги.
– Ты… Заткнись! Или я… – Тяжело дышащий Хиллари запнулся – голос предательски съехал в визг, и замахнулся на Диккенс. – Тварь!
Но избить художницу не получилось: в последний момент занесённую руку перехватил подбежавший Вагнер. И не просто перехватил – кадет взял не ожидавшего нападения Арнольда на болевой приём. И взял настолько жёстко, что здоровяк взвыл, присел на корточки, а затем – повинуясь натиску Павла, оказался на полу и уткнулся в него носом. Так они и замерли: здоровяк – лёжа, а над ним – кадет, продолжающий выворачивать здоровяку руку, а для надёжности наступивший ему на спину.
– Отпусти!
– Я должен быть уверен, что вы не затеете драку, мистер Хиллари, – ровным голосом ответил Вагнер.
– Отпусти!
– Я должен быть уверен, что вы успокоились.
– И я, – веско добавил подошедший Коллинз. – Мистер…
– Хиллари, – подсказал кадет, продолжая прижимать Арнольда к полу.
– Так вот, мистер Хиллари, – продолжил майор, кивнув Вагнеру. – Я не знаю, как вы тут жили в моё отсутствие, но предупреждаю: при мне будет порядок. Никаких драк, мистер Хиллари. И уж тем более – никаких драк с девушками.
– Это почему? – неожиданно спросила Луиза. – Не считаете нас равными?
Коллинз повернулся, несколько мгновений смотрел на подавшую голос девушку, после чего улыбнулся:
– Можете считать меня гендерным шовинистом, мисс, но если я узнаю, что парень поднял руку на девушку, парню придётся отправиться в карцер. Возможно – до конца приключения.
– Я если девушка первой начнёт драку?
– Тогда она получит то, что заслужила. – Коллинз изобразил улыбку и обратился к Вагнеру: – Кадет, полагаю, мистер Хиллари услышал то, что должен был услышать в данных обстоятельствах, и всё осознал.
– Мне у него спросить?
– Просто отпустите.
– Конечно.
Сейчас Вагнер обязан был подчиняться Коллинзу, но не обязан был использовать принятые у американцев термины. Поэтому обошёлся без «сэр» и прочих уставных ответов.
Освобождённый Арнольд сделал три шага и резко развернулся, поглаживая руку. Смотрел здоровяк злобно, однако у него хватило ума промолчать.
– Очень хорошо, – прокомментировал майор. – Все свободны.
Представление закончилось.
Ребята начали разбредаться, а кадет подошёл к девушкам:
– Всё в порядке?
– Благодаря тебе, Павел, – не стала скрывать художница. – Только благодаря тебе.
– Не следует его злить, Диккенс, – покачал головой Вагнер. – У Хиллари мерзкий характер, который способен сподвигнуть его на любую подлость. А в следующий раз я могу не успеть.
– Ты всегда успеваешь, – неожиданно мягко произнесла Диккенс.
Настолько мягко, что Анна едва не выронила тюбики.
– Меня отправляют чинить VacoomA, – ответил Павел, глядя самбо в глаза. – Так что я действительно могу не успеть.
…
Внутреннее напряжение?
Конечно, присутствовало, куда же без него, однако проявлялось оно странно – волнами.