И она решилась. Сначала обмотала ошейник фольгой, прихваченной на кухне. А затем толстым слоем гипса. Чтобы гипс не трескался, не крошился и не разваливался, плотно обмотала его бинтом. Тишина. Я жива. Я жива! Интересно, они сами когда-нибудь его испытывали? Не знаю. Лучше об этом не думать.
Все охранники были на обеде, когда Мара, натянув чей-то безразмерный пуховик, выбежала на улицу. У калитки курил один из охранников. Сначала Мара испугалась: всё пропало! Но неожиданно для себя она с отчаянным криком бросилась на него. Бросилась, выставляя вперёд шею. Ха! Ха-ха! Охранник в испуге отскочил в сторону и тут же, треща кустами исчез из виду. Испугался. Испугался, гад, испугался! Испугался, испугался, испугался! Прям песня! Хотелось петь. Не такие уж вы и смелые. Боитесь смерти, твари. Очень хотелось петь: «Я свободна!»
Она выскочила за калитку и бегом пустилась по кривой извилистой дорожке, петляющей по склону горы Виноградной.
Глава шестьдесят четвёртая
20 апреля
Сочи. Особое управление стратегических операций
Забирай всю коробку!
Кацэ сидел в своём кабинете, обставленном пультами, компьютерами, мониторами и другим странным на вид оборудованием. Он уже расшифровал американскую программу по управлению электросетями и системами видеонаблюдения. Теперь компьютерный гений приспосабливал хакнутую им программу под свои нужды и потребности конторы. Никто ему такой задачи не ставил, но Кирилл был уверен, что этот его труд обязательно будет востребован. Кацэ не просто приспосабливал чужую программу. Попутно он её усовершенствовал и теперь бился над задачей так её зашифровать, чтобы уже никто не смог найти ни её следы, ни её хвосты. Это был тот ещё труд – кропотливый, требующий постоянной сосредоточенности и неординарных решений. А для этого надо было иногда отдыхать. Кирилл как раз этим и занимался. Он откинулся в дорогом геймерском кресле с чашечкой горячего кофе, когда в помещение вошла Алиса Андреева. Она с наслаждением вдохнула воздух:
– Вот ведь тихий жмот! – её кулачок незлобно стукнул по плечу Кацэ. – Прохиндей! Ты где это достал? Я уже слово даже забыла, как оно называется.
Парень в результате её эмоциональной атаки отпрянул от спинки кресла, пытаясь не расплескать ценное содержимое чашки:
– Ты чего? Осторожней! Здесь нельзя ничего расплёскивать. Не дай бог на пульт попадёт, – Но, взглянув на девушку, улыбнулся и уже ласково и немного ехидно добавил: – Этот чудный напиток называется кофе.
– Ко-о-фе… – мечтательно пропела Алиса. – Поделись с девушкой.
– Нет у меня ничего, – отрезал хозяин помещения. – И не проси даже.
– Ну, хоть чуть-чуточку… – продолжала нюнить Андреева.
– Ни чуть-чуть, ни чуточку, ни капелюшечку. Вообще нисколечко. Нет у меня ничего.
– Как же нет, если ты пьёшь?
– Ё! Вот набежали!
– А ты думал? Там в коридоре сдохнуть можно от аромата, который из щелей твоей двери прёт. Сам виноват. Такое надо пить глубокой ночью в подвале заброшенного дома. И то не уверена, что народ не сбежится. Делиться с ближним – это одна из главных заповедей. Колись, где кофе взял?
– Господи! – Кирилл вздохнул и протянул чашку гостье. – Только пару глотков – не больше.
– Обязательно, – Алиса благоговейно схватила чашку, словно это был священный грааль, и, семеня ногами, чтобы не расплескать, быстро упорхнула к окну:
– У-у-у… Первый глоток, как первый поцелуй, – она подняла голову вверх и быстро зашевелила вытянутыми в трубочку губами. Так обычно делают капперы, дегустаторы кофе.
Кацэ посчитал, что она отбежала лишь для того, чтобы выпить всю чашку, вскочил и бросился отнимать своё богатство. Алиса, прикрываясь от «агрессора» телом, и с криком «я сделала всего лишь один глоток, а ты обещал два», оттягивала руку с чашкой на недосягаемое для парня расстояние. А Кирилл с криком «обманщица, дай сюда» пытался завладеть чашкой во чтобы-то ни стало. Так они «боролись» до тех пор, пока парень, пытаясь проскочить между выставляемым в виде щита мягким местом девушки и подоконником, не толкнул соперницу и она не пролила часть напитка на пол. Они сразу же замерли и упёрли взгляды в пятно на ковровом покрытии. Жалко было не его. Жалко было драгоценные капли давно забытого вкуса.
– Ну, ты и свинья! На, подавись! – первой пришла в себя Андреева и сунула жадине чашку. – Никогда не думала, что ты такой скупердяй. Пожалел для девушки. Фу! И кто ты после этого? Точно – не мужик.
Она решительным шагом двинулась к выходу. Псих прошёл мгновенно и Кирилл, который по своей натуре не способен был кого-нибудь обидеть, бросился спасать ситуацию:
– Алисочка, прости подлеца. Ну, прости, ну что ты?
Она была непоколебима и решительно взялась за ручку двери. Кацэ понял, что времени на уговоры нет – придётся приносить жертвы:
– Я дам тебе спокойно допить до дна.
Девушка на миг замерла, крутанула отрицательно головой и попыталась открыть дверь. Кириллу пришлось выставить ногу.
– Хорошо! Я согласен на всё! – выпалил он предельно серьёзно. – Я сварю тебе целую чашку… Нет? Ну, ты даёшь – так ты оставишь меня ни с чем. Хорошо, я сварю тебе целую турку! Что? Ты и на это не согласна?
Он демонстративно убрал ногу, и пока Алиса не юркнула в проём (хотя она уже явно не торопилась), продолжил словесную игру:
– За чашку кофе, между прочим, Нутрецов предлагал мне пачку вафель и плавленый сырок. А Елизавета Егоровна – грушу.
– «Грушу»? Серьёзно? Ни фига себе! Откуда у всех такое богатство? Одна я здесь нищая попрошайка.
– Ну, что? Ты согласна на чашку?
– Ты обещал целую турку.
– Это я сгоряча ляпнул.
– Первое слово, дороже второго.
Кацэ цыкнул, поиграл глазами и, поманив девушку пальцем, шепнул ей на ухо, интимно медленно прожёвывая каждое слово:
– Ты знаешь, мне за чашку кофе, обещала интим ни кто-нибудь, а «мисс Россия».
Девушка резко отпрянула и оценивающе прошлась по фигуре Целовальникова:
– Тебе? Врёшь! А, нет, верю! «Мисс Россия -2001»?
Кирилл сморщил нос и укоризненно повертел головой, при этом продолжая поедать девушку глазами:
– Ошибаешься, дорогая. Я не могу тебе назвать точный год её победы. Это приватная информация. А я всё же джентльмен. Скажу только: она молода, стройна, красива, – он опять перешёл на интимный шёпот: – А тебе я «за это» дам три турки…
– Ну и пей с ней свой кофе, – обиделась Алиса и решительно шагнула в коридор, крикнув, не оборачиваясь: – Нет ничего гнусней, чем продажная любовь.
– Я пошутил! – крикнул ей вслед Кацэ. – Алиса, вернись, я всё прощу! Хорошо-хорошо! В приёмной командора можешь забрать свою коробку.
Он вернулся за пульт и сосредоточился на кадрах, которые транслировала «муха».
