Помню, охренел, когда услышал от брата, что они с Никой теперь семья. Стоял на пороге, сжимая кулаки, смотрел на них обоих, виновато улыбающихся, а в голове, кроме мата, ни одного слова. Так и уехал из дома, даже не разобрав вещи.
Почти сутки не выходил из тренажерки, молотя без перерыва боксерскую грушу, разбивая в кровь костяшки пальцев и пытаясь успокоиться. Выпустить пар, осознать, принять, смириться со свалившейся на меня гранитной плитой новостью.
Поддержать брата!
Только как, если я после этого видеть его не мог, понимая, что тупо не выдержу. Сорвусь на хуй. Наломаю столько дров, что жизни не хватит, чтобы расхлебать.
Я чувствовал себя преданным, униженным, причем дважды! Хуже, чем после самого жестокого боя, когда меня чуть было не размазали до мокрого места на ринге.
И только сияющие счастьем глаза единственного мне родного человека останавливали, заставляя ощущать себя последним мудаком. Зацикленным идиотом, не способным справиться с самим собой.
Тяжело снова вспоминать прошлое. Погружаться в болезненные воспоминания, особенно сейчас, когда Андрюхи уже нет и винить кого-то стало поздно. Опять пропускать сквозь себя все то, что, казалось, давно пережил и даже похоронил.
Какими бы натянутыми ни были между нами отношения в последние годы, как бы ни ссорились, Андрей все же мне родной брат, родная кровь и в какой-то мере ангел-хранитель. А вот я, увы, сколько ни пытался, не смог уберечь его от костлявой.
Перевел взгляд на часы, отодвигая пепельницу. Время подходило к завтраку. Нужно бы сходить на кухню, узнать, как обстоят дела. Желудок постепенно давал о себе знать.
Спустился вниз, отмечая, что в доме подозрительно тихо.
Повариха только-только накрывала на стол, только почему-то на три персоны вместо четырех. И Ники не было видно, хотя она любила хозяйничать и помогать Наталье.
Подхватил вилкой с тарелки горячий оладушек, ароматно пахнущий ванилином, и отправил в рот.
– Александр, доброе утро! Уже почти все готово, можно звать завтракать детей, – захлопотала повариха.
– Детей? А Ника? – нахмурился, перестав жевать.
Что-то снова неприятно кольнуло в районе солнечного сплетения. – Она отказалась. Сказала: нездоровится. Вы бы сходили, узнали. Она и правда плохо выглядит. Может, врача вызвать?
– Ты давно была у нее?
– Она сама спускалась. Бледная такая. Попросила детей покормить. Извинялась.
– Черт! – Вилка с громким звуком полетела на стол. – Сейчас схожу. Спасибо, что предупредили!
По ступенькам я взлетел в несколько шагов, почти бегом добрался до знакомой двери и остановился у самого порога. Что могло произойти за каких-то пару часов с момента, как я ушел из спальни? Чем она успела заболеть, практически изолированная от внешнего мира?
Шагнул в комнату, оглядываясь. Постель не смята, вещи аккуратно разложены. Никого нет.
Постоял еще пару секунд, пытаясь отдышаться. Она либо в детской, либо в моей спальне.
Ника лежала на кровати Яны, отвернувшись к стене, пока девочки тихо играли рядом. Свернулась калачиком, укрыв пледом ноги.
– Мама заболела? – тихо кивнул дочкам, не тревожа ее.
Вдруг уснула?
– Зивотик болит, – так же тихо поделилась Леся.
– Она спит?
– Нет, – слабо отозвалась сама больная. – Все нормально, Саш. Просто тошнит немного.
– Тошнит? С утра? Ты что-нибудь ела?
– Пока нет. Это пройдет. У меня бывает такое.
– Какое такое?
– Желудок, – пояснила она, переворачиваясь на другой бок, лицом ко мне.
Виноватый взгляд, болезненный вид. В груди шевельнулось что-то очень похожее на жалость. Защемило неприятно.
– И как часто такое бывает? – сглотнул, подавляя желание сесть рядом, прикоснуться, погладить рукой. Успокоить, что все будет хорошо. Ника не
ответила. Просто прикрыла глаза и слегка поморщилась. – Когда у тебя были последние месячные?
– Что-о? Саша? – удивленно дернулась, привстав на локтях.
Распахнула широко глаза, глядя испуганным взглядом. Как загнанная в угол жертва. И тут же отвернулась, скрывая эмоции.
Я ждал около минуты, пока она, закусив губу, делала вид, что вспоминает. Чувствовал, как холодком в груди возвращается недоверие. Как снова скребется острыми когтями ненавистное подозрение и на моих глазах рушится хрупкий мостик доверия, выстроенный нами в последние дни.
А может быть, она вообще принимает противозачаточные?
– В прошлом месяце, – наконец, отозвалась Ника.
– А в этом? Когда?
Черт, меня начинало подбешивать ее странное молчание. Явное нежелание говорить на эту тему.
– В этом еще не было.
– Задержка?
– Небольшая. Но, Саш...
– Значит, сегодня поедем к врачу. Выясним! – отрезал беспрекословно. – Когда нужно сдавать анализы? До еды или после?
– Подожди, – жестом остановила она, – давай вначале сделаем тест. Простой обычный тест на беременность. Не торопись. А после уже можно делать выводы, ехать в поликлинику, заморачиваться осмотром и анализами.
Я протянул руку, коснувшись ее подбородка, провел нежно линию по щеке и замер. Желание сдавить эту хрупкую шейку, сжать, сомкнуть пальцы так, чтобы почувствовать, как хрустят позвонки, нарастало с каждой секундой.
Грудь сдавливало от переполнявших эмоций. От беснующихся внутри демонов, готовых растерзать Нику прямо тут, если моя догадка подтвердится.
Одно движение. Всего одно.
Только я скорее отрублю себе кисть, чем причиню ей боль. Потому что себе не так болезненно, не так бьет по нервным окончаниям, как когда видишь страдания в ее глазах. И понимание этого резонансом отдает внутри, сталкивая лбами собственных бесов.
– Ника, ответь мне честно. Не отводи взгляд, не надо. Скажи, на что ты надеешься? – тихим голосом, стараясь держать себя в руках, задал главный интересующий меня вопрос.
И забыл, что надо дышать, ожидая каждую секунду своего приговора. Слов, после которых ничего уже нельзя будет вернуть назад. Которые могут перечеркнуть оставшиеся крохи надежды.
– Я не понимаю, о чем ты, – покачала она головой.
– О тебе, о твоем страхе в глазах, о попытках отвертеться. Думаешь, я слепой и ничего не замечу? Почему вопрос о возможной беременности вызвал у тебя такую реакцию? Ты предохраняешься?
Она медленно опустила на пол ноги, скидывая плед, уперлась руками в край кровати и насмешливо повела бровью.
– На голодный желудок.
– Что? – не сразу понял я.
– Анализы сдают на голодный желудок, – пояснила Ника со странной зловещей улыбкой. – Заводи машину, я сейчас спущусь.
