— Где кинжалы? — без голоса спросила она, неотрывно глядя, как нападавшие облепили ворота и городьбу, пытаясь с помощью лестниц перебраться через заплот сразу в нескольких местах.
— Ага, — сразу смекнул, что к чему, Мыря. — Я счас, принесу… И лестницу втяну.
От деревни доносился звон оружия. По верху частокола замелькали люди. Копьями, вилами, просто жердями они пытались оттолкнуть, сбросить лестницы, поразить карабкающихся по ним находчиков.
— Коли нормальная, личеньская деревня, мужиков тут десятка два будет. Приступщиков раза в два больше. Не сдюжат поселяне, — прокомментировал штурм вернувшийся Мыря. — Ежели подмоги не будет — хана всем.
У Тамары бешено колотилось сердце. Она сразу встала на сторону неведомых ей жителей прилесной деревеньки и теперь отчаянно переживала за них, скорбя, что ничем не может помочь этим несчастным.
Два клинка, принесенные домовым, девушка положила на палубу возле себя. Чем бы все это ни закончилось, как бы ни обернулось, живой она им не дастся — хватит, была уже заложницей, месяц потом в больнице провела. Мыря, похоже, размышлял сходным образом. Он вооружился топориком, за голенище валенка сунул пару ножей, а верный кистенек-гирьку повесил на пояс — чтобы всегда под рукой был.
Штурм между тем перешел в новую фазу. Не сумев одолеть частокол, находчики притащили с опушки корявое неокоренное бревно, видимо, наспех вырубленное в леске, и принялись бить им в ворота. В гуще столпившихся у городьбы людей вспыхнули факелы. Объятые пламенем палки взмыли в воздух, огненным дождем окропив деревню. Крытые соломой и дранкой кровли изб занялись быстро, и белесый дым поплыл над низиной, заволакивая побоище.
— Гляди-кось, ворота сбили! — воскликнул Мыря, кулаком пристукнув по бортовому стволу. — Ну все…
И тут над деревней гулко раскатился звук выстрела, а следом за ним — второй, третий…
— Стреляют, — прошептала Тамара.
— Приметный звук, — вслушиваясь, прищурился домовой. — Пулей бьет. Одиночными. Наш вроде патрон, но не фабричный. «Калаш»? «Сайга» мабуть?
— Откуда тут «Сайга»? — пожала плечами Тамара. — Пищаль какая-нибудь. Гаковница…
— Не, девка, это не пищаль. Я пищальный бой хорошо помню. Там как ахнет, да как откликнется — грачи с веток падали. А тут злой удар, короткий. Во, слышь, слышь? Тах-х, тах-х! С потягом, значит, ствол длинный. На эту… как ее? Знайперку похоже, во!
— Снайперскую винтовку. СВД, она без глушителя.
— Точно. — Мыря раздвинул бороду в щербатой улыбке. — Коли патронов хватит — должны отбиться. Пуля, она хуч и дура, но ежели верной рукой пущена… Это как с бабой — умеешь, дык всего добьесся.
Древесный корабль тем временем медленно, но верно вползал на косогор, намереваясь пройти краем подковообразного холма прямо по-над горящей деревней. Полыхало там теперь вовсю, запах гари ясно ощущался и на палубе. Что творилось между объятых огнем домов, разглядеть не было никакой возможности, но сквозь треск пожарища явственно доносились грубые крики, женский визг, собачий лай — и выстрелы. Тамара считала про себя — девятнадцать, двадцать…
Вдруг сизая дымная шапка, разметавшая космы над лесом, разом осела, прильнула к земле, а над деревней вспухла черная клякса, мгновенно распустившая сотни коротких щупальцев. Одиноко грохнул последний выстрел, и наступила неправдоподобная тишина. Исчезли все звуки — треск горящих домов, крики людей, звон оружия.
— Эх ты! Чары! — испуганно расширил глаза Мыря. — Чего столбом торчишь — никшни! Прячься!
Присев за борт, Тамара и домовой через щель между стволами борта продолжали наблюдать за гибелью деревни. То, что она погибла, не вызывало никаких сомнений — настолько чуждой всякой жизни была тьма, объявшая низинку. Уже не видно было ни городьбы, ни воротин, ни изб. Сторожевая вышка, оказавшаяся по колено в непроглядном озере, неожиданно подломилась, точно подрубленная, и беззвучно канула в аспидную мглу — как в бездну.
— Никогда допреж о таких чарах не слыхал, — бормотал Мыря. На лбу домового выступили крупные капли пота, в голосе слышалась Дрожь. — Он, чаровник-то, что створил такое, всех уравнял. Мертвое место тут теперь. И чернь эта, она надолго — я чую. Ох, надо бы нам ходу давать, ну как зацепит… Вишь, лес мрет?
Тамара видела. Тьма, на поверхности которой не было ни отблеска света, медленно расползалась в стороны, и там, где она лизнула корни деревьев, водопадом осыпались в черноту желто-красные листья, а следом немо рушились и стволы. К тому моменту как их корабль взобрался на самый верх холма, овальное пятно, темневшее прямо под ними, поглотило все — и живое, и неживое.
— Оно дальше не поползет? — громким шепотом спросила девушка.
— Ный его знает, — хрипло ответил ей Мыря. — Нам другая забота счас — кабы на чаровника не нарваться. Он, хибарник, должон тута бродить. И беда — не чую я его. Знать, сокрылся, убивец.
Грузно переваливаясь на травянистых ухабах, корабль полз и полз по своему невесть кем выверенному пути. Он прошел больше половины холмистой подковы, и теперь смотреть вниз стало легче — закатное солнце светило в правый борт, вызолотив темные дали на востоке, там, где они были нынешним утром.
Тамара, поднявшись с колен, перевесилась через борт. От высоты у нее захватило дух. Многометровый корабль, а прямо под ним — почти отвесный склон, заросший мелким березняком. Еще ниже, там, где черная мгла подступила к изножью холма, в зарослях дикой сирени и черноплодки девушка заметила какое-то шевеление.
— Куда ты?! — зашипел Мыря, пытаясь сдернуть Тамару на палубу. — Заметит!
— Человек! Человек внизу! — ответила она. — Сам смотри!
Домовой подпрыгнул, лег грудью на ствол борта и поглядел туда, где трещал ломкими ветками неизвестный. Вот он проломился сквозь мелколесье и вывалился на небольшую полянку. Тамара вскрикнула — у человека была собачья остроухая голова!
— Перевертыш! — ахнул Мыря. — Незнать! Так вот оно что…
Договорить он не успел — из сохранившего листву куста бузины в нескольких шагах от псеглавца выполз, опираясь на локти, мужчина с окровавленной головой. Оборотень глухо заворчал, припав брюхом к жухлой траве. Он готовился прыгнуть, и дико было видеть Тамаре, как задние лапы незнатя, облаченные в зеленые штаны, не по-человечьи вывернулись, упираясь когтистыми ступнями в землю.
Раненый что-то крикнул и потянул из зарослей длинноствольное ружье. Его противник понял, что медлить нельзя, и прыгнул, оскалив длинные клыки. Ударил выстрел, голубоватое облачко дыма поплыло над ветвями. То ли человек промахнулся, то ли незнать оказался живучим, но пуля его не остановила. Псеглавец набросился на раненого, торжествующе завывая.
— Сделай что-нибудь! — Тамара повернула к домовому красное злое лицо. — Он же его убьет!
— С ума спятила! — рыкнул Мыря. — Ты видала, что с деревней сталось?! Хочешь, чтобы и нас так же?..
Но мужчина внизу справился и без посторонней помощи. Невероятным усилием сбросив с себя псеглавца, он сжал в руках свое оружие и, точно копьем, узким прикладом ударил незнатя в грудь. Тот отшатнулся, подсек лапы о трухлявый поваленный стволик и спиной вперед упал в черный мрак. Короткий отчаянный взлай — и вновь тишина объяла мир. Человек обессиленно выронил ружье и уткнулся лицом в землю.
