«Рейс задерживается. Теперь приземление в шесть тридцать».
Черт! Это означает, что они доберутся сюда не раньше половины восьмого, когда праздник уже начнется. Что, если они опоздают еще больше?
Внизу Джулз и Берти сидят у одного из столиков, расставленных на террасе. Я вижу, что они уже налили себе вина, и слышу, как он громко жалуется на его качество. Еле-еле сдерживаюсь, чтобы его не ударить, когда, к счастью, через стеклянную дверь выходит Сэди.
– Привет, солнышко. Все готово?
– Думаю, да. Не хватает только нескольких важных гостей.
– Уверена, они будут здесь. По-моему, организовать все это было прекрасной идеей.
Сэди вдруг обнимает меня, и я знаю, что она тоже переживает.
– Кстати говоря, – она понижает голос, когда Пичиз протискивается мимо, направляясь к тарелке с чипсами, которые как раз заметила на столе, – ты же не думаешь, что, э-э-э, Андреас будет сегодня здесь, а?
– Право, не знаю. Может быть, тебе стоит спросить Алексиса. Это он отвечал за список кипрских гостей.
– Ладно, спрошу. – Она смотрит на Пичиз, уминающую чипсы. – Он же ничего не заподозрит, да?
Я бросаю взгляд на Пичиз – маленькую белокурую копию отца – и лгу:
– Сомневаюсь.
На террасу неторопливо выходит Рупс, и мы все поворачиваемся и смотрим на машину, прыгающую на ухабах.
– Это Алексис и его семья, – говорю я. – Так, Рупс, по-моему, пора принести бутылки белого вина из холодильника, согласен?
* * *
К половине восьмого терраса заполнена людьми, которых я едва помню, но которые, кажется, все знают меня. Я уже начинаю беспокоиться о смерти от объятий, когда чувствую прикосновение к плечу.
– Алекс! Это я! Я здесь!
– Фабио! У тебя получилось! – Теперь моя очередь обнимать его. Последние несколько лет он был надежной опорой для нас всех и особенно для отца.
– Видишь? Я привез с собой Дэна. Теперь ты наконец можешь с ним встретиться.
Высокий темноглазый мужчина, который выглядит – вот жуть! – всего на несколько лет старше меня, выступает вперед и целует меня в обе щеки.
– Очень приятно с вами познакомиться, сэр, – говорит он с явным американским акцентом.
– Пожалуйста, зовите меня Алекс. И очень приятно принимать вас здесь.
– Очень приятно быть здесь, Алекс.
– Так, – Фабио окидывает взглядом террасу и вмешивается до того, как я отвечаю Дэну очередным «приятно». – Где все остальные?
– Рейс отложен, так что они опаздывают. Надеюсь, они появятся до того, как все разойдутся по домам, – я напряженно указываю на террасу и маленький оркестрик, настраивающийся в углу.
– Они будут здесь, Алекс, – успокаивает меня Фабио. – А теперь мы оба обязаны попробовать вино, которое делает друг твоей матери и которым я так наслаждался в последний раз, когда был здесь.
Веду их к столу, и, пока я поддерживаю светскую беседу о длительных и безуспешных попытках Дэна выучить итальянский и размышляю, не расспросить ли его подробнее о его пластическом хирурге, сердце все сильнее колотится в груди.
«Где же они, черт возьми?»
Решаю пойти взять себе успокоительного пива, но меня постоянно останавливают гости и вопросы Ангелины: когда подавать горячее и следует ли оркестру уже начинать играть?
«Горячее, холодное или замерзшее на фиг в ледышку! Какая разница?!» С огромным трудом сдерживаюсь, чтобы не огрызнуться. Потому что сейчас это вообще не важно.
Я как раз добрался до стола с выпивкой, когда мне на плечо ложится рука.
– Алекс, они приехали.
– Слава богу, – выдыхаю я с облегчением и, повернувшись, иду следом за Алексисом через толпу. – Сколько их там?
– Прости, не заметил.
Мы оба спешно огибаем дом, все пространство перед которым сейчас заставлено машинами. Считаю темные фигуры, появляющиеся из дальней машины… четверо. И сердце обрывается, потому что я знаю, что на сегодня это был последний рейс из Англии.
Имми подбегает ко мне первая. Она выглядит такой же нервной и напряженной, как и я.
– Прости, Алекс, но я ничего не могла сделать. Мне пришлось сидеть там в Гетвике и притворяться, что, типа, неважно, что рейс задерживается. От Фреда не было никакого толка. Как обычно, – она закатывает глаза, пока долговязый парнишка – мой младший брат – неторопливо приближается к нам.
– Привет, Фред, хорошо долетел?
– Скука, – говорит он, пожимая плечами.
В настоящее время это, кажется, единственное слово в его тринадцатилетнем лексиконе.
– Что ж, пойду скажу гостям, что вы здесь, – говорит Алексис Имми. – Ты объяснишь им, Алекс?
– Да, – говорю я, глядя на двоих, медленно идущих ко мне с выражением крайнего удивления на лицах.
– Привет, мам, привет, пап, – говорю я, виновато пытаясь разглядеть позади них, не остался ли в машине кто-то еще.
– Что, скажи на милость, происходит, Алекс? – спрашивает Уильям, пока мать обнимает меня.
– Ну… вам надо подождать – и увидите. Как ты, мама? – я смотрю на нее, ища на лице подсказку.
– Очень хорошо, Алекс, серьезно, – говорит она и улыбается. И это не та болезненная «на самом деле нет, но ради тебя я притворяюсь» улыбка, к какой я привык за последние три года. В эту улыбку я действительно верю.
– Вчера твоей маме сказали, что она полностью поправилась, – говорит Уильям. И снова я вижу слезы у него на глазах. – Все наконец-то закончилось.
– О боже мой, мама! Это чудесная новость! Чудесная!
– Ты только что сказала, что полностью выздоровела? – говорит Имми рядом со мной. Похоже, даже Фред прислушивается.
– Мы не хотели говорить вам, пока не соберемся все вместе. Но я в полном порядке.
– Точно, мама? – уточняет Имми: ей уже подавали напрасные надежды.
– Точно.
– Навсегда? – спрашивает Фред, его нижняя губа дрожит, как когда он был маленьким. Я покровительственно придвигаюсь к нему и кладу руку на плечо, чувствуя его уязвимость.
– Ну, может быть, мы торопим события, но сегодня я чувствую, что это, возможно, так, дорогуша, – говорит мама, целуя его.
Потом происходит то, что обычно называется групповым объятием, и всем нам приходится вытирать слезы, чтобы привести себя в порядок.
– Так, – говорю я, откашлявшись, – нам лучше двигаться. Жаль, что Хлоя не смогла присоединиться. Значит, у нее не получилось?
– Она сказала, что попытается, но ты же знаешь, каким требовательным бывает ее босс, – говорит мама, пока я веду их к дому.
– По крайней мере, она бесплатно получает дизайнерскую одежду, что больше, чем получаю я за сидение с детьми, – замечает Имми.
