Когда моя рука показалась из воды и я ухватился за бортик, чтобы подтянуться на несколько последних мучительных дюймов, кашляя и давясь, я увидел над собой хохочущего Рупса.
– Просто выполняю просьбу моей дражайшей матушки: подготовить тебя к школе-пансиону. Пока, Алекс.
Он помахал и ушел, ухмыляясь.
С ногами, дрожащими, как незастывшее желе, я вытянул себя и моего кролика по лесенке и рухнул возле бассейна. Повернулся и посмотрел на лежащий рядом со мной жалкий комок промокшего меха. И увидел большой камень, привязанный к лапкам.
Ухо, за которое я вытащил его, теперь висело на одной ниточке.
Не знаю, как я пережил сегодняшний день. Мои ярость и унижение не знали границ. Я подумывал сбежать и сесть на ближайший рейс в Марракеш, где я мог бы стать заклинателем змей – если бы смог научиться преодолевать жуткий страх перед змеями, – но это бы нанесло удар матери, что было бы нечестно.
Вместо этого я должен идти на праздник и смириться с тем, что мой противник тоже там будет. Я успокаиваю себя мыслью, что в этой рубашке он похож на большую розовую свинью, а также тем, что Хлоя сейчас не обращает на него ни малейшего внимания. Я использую время, чтобы составить план, который будет – уж не сомневайтесь – достойной и праведной местью.
ιε'
Пятнадцать
Праздник в честь помолвки устроили в большом дворе перед старой, густо увитой виноградом винодельней, которая стояла на одном из холмов деревни над глубокой долиной. Двор был украшен гирляндами цветных фонариков, вплетенными в ветви окружающих его серебристых олив, их сияние дополняли десятки горевших повсюду фонарей.
Несколько жизнерадостных местных женщин разносили полные тарелки с едой от ряда разборных столов, нагруженных соблазнительной мешаниной дивно пахнущих блюд: фаршированные виноградные листья, свинина и ягнятина на вертеле, spanakopita и рыба на гриле в сопровождении огромных чаш риса и салатов.
К тому времени, как прибыла компания из Пандоры, вечер был в самом разгаре. В углу трое музыкантов играли народную музыку, но их по большей части заглушала болтовня пары сотен гостей. Вино лилось в бокалы по трубе прямо из огромной дубовой бочки.
– Рай алкоголика, – выдохнула Джулз, взяв бокал белого. – Саша был бы в восторге, – добавила она и исчезла в толпе.
– Можно мне бокал вина, мам? – спросил Алекс, глядя, как и Хлоя, и Рупс наливают себе.
– Да, небольшой, – согласилась Хелена, делая глоток и чувствуя себя страшно одинокой. Она уже не помнила, когда в последний раз была на празднике без Уильяма. Еще горше ситуацию делало то, что сегодня они должны были праздновать юбилей собственного брака.
– Смотри, Алекс, вон там человек глотает огонь. – Виола, которую Джулз оставила одну, указала в другой угол двора. – Пойдем посмотрим?
– Пойдем.
Они протолкались через нарядную толпу – все одеты в самое лучшее – к пожирателю огня.
– Как ты думаешь, с папой все в порядке? – Виола встала на цыпочки, чтобы шептать ему на ухо.
– Не знаю, Виола, но, думаю, да.
– А вот и нет. Я знаю, что с ним что-то неладно.
Алекс взял ее маленькую руку в свою.
– Виола, родители – странные существа. Постарайся не беспокоиться. Я уверен, что бы это ни было, оно само утрясется. По моему опыту, обычно так и бывает.
– Уильям ведь не родной твой папа, да?
– Да.
– Ты знал, что мой папочка тоже? И мама?
– Да, знал.
– Но я люблю его как родного. Понимаешь, он всегда был рядом. И на самом деле это не важно, правда?
– Что?
– Есть ли у тебя их гены. Я уверена, что мой родной отец ни за что не был бы таким милым и добрым, как папа. Ты любишь Уильяма? По-моему, он красивый.
– Я… да, люблю.
– Я рада, что он мой крестный. Алекс?
– Угу?
– Как ты думаешь, они любят нас так же, как если бы мы были их родными детьми? – спросила она неуверенно.
– Ну конечно же, Виола. Может, даже больше. В смысле они выбрали именно тебя. – Он неловко обнял ее, потом указал на пожирателей огня. – Эй, смотри, как высоко в воздух они выбрасывают горящие головни.
– Ого, – изумленно ахнула она, отвлекаясь.
– Вот вы где, – рядом с ними появилась Хелена.
Мимо проходила официантка с вином, Хелена допила свой бокал и сразу взяла другой.
– Мам! Полегче. Ты же знаешь, что после двух захмелеешь.
– Алекс, ты мне не нянька, и сегодня особый повод, – огрызнулась Хелена.
– Прости-и. Пошли вперед, Виола, тебе будет лучше видно.
Снова оставшись одна, Хелена бродила среди людей, слушая оживленную болтовню толпы, в которой все были почти наверняка дальними – а то и прямыми – родственниками друг другу благодаря годам родственных браков. Она обратила внимание на скопление людей вокруг музыкантов, несколько пар начали танцевать. Димитриос и его невеста Касси были в самом центре, их лица светились счастьем. Хелена подумала, что вряд ли жизнь когда-либо уведет их далеко от этого места и что, наверное, они произведут на свет новое поколение рослых мальчиков, которые в один прекрасный день унаследуют винодельню. Они будут наслаждаться обществом друг друга, своих детей и сплоченной общины, которая поддерживала их.
Хелене внезапно стало завидно. И ужасно грустно.
– Как чувствует себя моя Хелена?
На мгновение ее напугал голос за плечом, она повернулась и увидела Алексиса.
– Привет. – Она взяла себя в руки, думая, что не должна портить праздник, потворствуя своей меланхолии. – Чудесный вечер… большое спасибо, что пригласил нас всех.
– Это вам спасибо – от меня и от моего сына. Я только хочу знать, что вы довольны.
– О да! – Она помедлила, не желая поднимать тему, но чувствуя, что должна. – Алексис, пожалуйста, прости меня за вчерашнюю несдержанность.
Он печально улыбнулся.
– Не нужно извиняться. Я только жалею, что ты не рассказала мне много лет назад. Но что сделано, то сделано. Важно теперь, чтобы мы усвоили урок и двинулись вперед. Кстати говоря, где Уильям? Я его сегодня не видел.
– Он приедет позже. С мужем Джулз.
– Ясно, – Алексис вздохнул. – Боюсь, он расстроен, потому что видел, как я обнимал его жену.
– Да. И так уж получилось, что сегодня десятая годовщина нашей свадьбы.
– Тогда, Хелена, я думаю, ты должна объяснить ему происходящее. Уильяму следует знать правду. Это поможет ему понять тебя. И меня.
«Если бы только все было так просто», – подумала Хелена, и тут из толпы, наблюдающей, как танцуют Димитриос и его невеста, донеслись радостные крики и аплодисменты.
