– А как Андреас? Что он думает?
Сэди помедлила.
– Не знаю. Я ему еще не сказала.
– Ясно.
– В сущности… – Сэди глубоко вдохнула. – Я еще не решила, говорить ли ему.
– Мне кажется, он может сам заметить через несколько месяцев, ты не думаешь?
– Нет, если я вернусь в Англию, он не заметит. – Сэди водила пальцами по ободку бокала.
– Вы поссорились?
– Господи, нет. Все-таки спорить на разных языках довольно трудно. У нас все хорошо.
– Так в чем проблема?
– Разве не очевидно? Он плотник в крохотной кипрской деревушке, знает едва пару слов на английском и на четырнадцать лет младше меня. В смысле, мне надо смотреть на вещи трезво. Ты вправду можешь представить наше совместное будущее, эдакую счастливую семейку?
– Ты любишь его?
– Нет.
– Это звучит очень решительно, – Хелена была ошарашена честным ответом Сэди.
– Я испытываю весьма нежные чувства к Андреасу. Он такой славный юноша. И в физическом плане лучше всех.
– Это серьезное заявление, особенно от тебя.
– Суть в том, что это было чудесное летнее приключение. Ты же знаешь, я была по-настоящему подавлена, когда приехала, и Андреас обеспечил превосходнейший массаж для моего эго. Но я всегда знала, что вернусь в Англию. На следующей неделе на работе начинается крупный проект. Этот роман должен был стать чудесным воспоминанием.
– Дорогуша, если ты сохранишь беременность, у тебя останется живое, дышащее напоминание об этом отдыхе до конца твоих дней, – напомнила Хелена. – Честно говоря, я в шоке. Просто не знаю, что сказать.
– Зато я знаю. Самое главное – я решила рожать. Возможно, это мой единственный шанс иметь ребенка, и я знаю, как сожалела бы в старости, если бы избавилась от него.
– Да, – сказала Хелена с чувством, – вполне возможно.
– Весь вопрос в том, сообщать ли Андреасу, что я беременна. Ты не думаешь, что это незаконно, а? Он не может обвинить меня в краже спермы или еще в чем-нибудь эдаком?
– Сэди, понятия не имею. Хотя, если он узнает, он, вероятно, может потребовать право доступа к ребенку. – Хелена сделала глоток крепкого кофе. – Послушай, не хочу разрушать твои иллюзии или учить тебя жить, но, как ты знаешь, я через это прошла.
– В смысле?
– Одинокая и беременная. И это трудно – во многих отношениях.
– Не знаю, каково пришлось тебе, Хелена, ты на самом деле никогда не рассказывала, как тебе жилось в Вене, когда Алекс был маленьким. Но что в этом трудного? Я финансово независима, живу в собственном доме и работаю на себя. Найму няню, это просто.
Хелена глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. У Сэди получалось, будто иметь ребенка – это просто мелкое неудобство, с которым легко справиться, наняв побольше сотрудников. Хелена чувствовала, что начинает волноваться, вспоминая темные дни, когда страдала в одиночестве.
– Сэди, это вопрос не только целесообразности или быта – это еще и эмоции. Тебе придется пройти через беременность и роды без всякой поддержки. А потом, каждый раз, когда ребенок заплачет посреди ночи или заболеет, ты будешь нести за него единоличную ответственность.
– Да, буду. Но Хелена, я беременна! Чего бы это ни стоило, я справлюсь, правда-правда.
– Я в этом уверена. Прости, что поучаю. Чудесно, я за тебя рада, правда. Просто пытаюсь сказать: подумай хорошенько, прежде чем полностью сбросишь со счетов Андреаса. И для протокола: с моральной точки зрения, я думаю, он имеет право знать.
– Может быть. Я вернусь в Англию – оторвусь от него – и потом решу, говорить ему или нет. Но провести жизнь с человеком просто потому, что я от него забеременела, это возвращение в темные века и неправильно для всех причастных. Я справлюсь сама. Я уверена.
– Что ж, удачи, – Хелена сумела улыбнуться. – Ты знаешь, что я поддержу тебя всем, чем смогу. Когда ты едешь домой?
– Чем раньше, тем лучше, учитывая обстоятельства. Возможно, завтра попрошу Уильяма подбросить меня в аэропорт, если смогу купить билет.
– Андреас будет безутешен.
Сэди удивленно уставилась на Хелену.
– Правда?
– Да!
– Чепуха! Он, возможно, похандрит немножко из-за уязвленного самолюбия, но как только следующее хорошенькое – и, несомненно, более молодое – личико возникнет на горизонте, он забудет обо мне.
– Лично я бы на это не поставила. Судя по тому, что я видела, он влюблен без памяти.
– Ты правда так думаешь? – на лице Сэди внезапно отразилась паника. – Боже мой, ты же не думаешь, что он способен на такую глупость, как поехать за мной в Англию?
– Он мог бы. Кто знает?
– Вот просто типично, черт побери! Мне, кажется, на роду написано влюбляться в мужчин, которые меня не хотят! А когда хотят они, не хочу я! Прости, мне надо в туалет. Меня ужасно тошнит. – Сэди встала, ей явно поплохело. – Я сейчас.
Она убежала в дамскую комнату, а Хелена сидела и пыталась понять, почему она так подавлена. В конце концов, Сэди была явно вне себя от радости.
Потом она поняла, в чем дело: Сэди вела себя как мужчина.
ДНЕВНИК АЛЕКСА
11 августа 2006 года
Сегодня у нас в Пандоре день повышенного расхода бумажных салфеток.
Приехала со своим чемоданом Сэди, пустила слезу, прощаясь с мамой, и уехала с папой в аэропорт. Могу только заключить, что верстак плотника снят с повестки дня и Сэди отправляется выпиливать новое будущее обратно в Лондон. Потом слезы полились у мамы, когда она махала Сэди вслед. Я спросил, почему она плачет, но она сказала: «Я не плачу», хотя щеки явно были мокрыми.
Хлоя буквально залила весь дом за последние несколько часов. Она безутешна из-за того, что завтра должна лететь во Францию к матери и ей не позволили остаться здесь подольше. И хотя она надеется вернуться сюда до конца лета, от этого ей, кажется, не легче. И, честно говоря, это маловероятно, учитывая логистику и образ мышления ее матери.
«Вермишель» приехал проститься, и они заперлись в ее спальне. В настоящий момент перед дверью натекла лужица воды.
Я и сам принял участие и внес свою слезную лепту. Я буду ужасно скучать по Хлое.
Имми ушибла палец на ноге, вылезая из бассейна, – до крови. В отсутствие в доме пластырей с Барби прорыв слезного канала стал неизбежным.
А Фред, чувствуя себя, мне кажется, не затронутым общим настроением, решил закатить одну из своих чудовищных истерик. Никто так и не понял, что именно ее спровоцировало, но мы думаем, здесь не обошлось без куска шоколада. Он был с позором отправлен мамой в постель и до сих пор орет в свое удовольствие наверху.
