Ингрид расслабилась, икнула и плюхнулась на кухонный стул.
– Могу рассчитывать на чашечку кофе? – спросила она, подперев щеку кулачком.
– В нашем заведении кофий не держим-с, мадемуазель, только чай. Изволите-с?
Ингрид поморщилась:
– Ну, почему, куда ни придешь – угостят свежезаваренным кофе. А у любимой подруги – травяные помои. Вот почему так?
– Ты же сама сказала: жить трудно.
Ингрид безнадежно вздохнула:
– Мешай свою бурду.
Варвара включила электрический чайник.
– Лучший дарджилинг, между прочим.
– Мне бы сейчас худшую арабику.
– Пришла в гости – терпи привычки хозяев. Кому ты направила такое бодрящее пожелание?
– Всем им, этим животным.
Наверное, ночью Ингрид пережила катастрофу. Они случались с ней регулярно. Чтобы подобраться к красному браслетику, надо было выпустить из подруги скопившийся пар.
– Крепко поссорилась с ним? – аккуратно спросила Варвара.
На всякий случай называть наиболее вероятного кандидата она не стала. Ингрид заводила несколько романов сразу. Чтобы не терять времени. С кем именно произошла катастрофа, лучше не гадать.
– Нет, не поссорилась. Прокляла и вырвала из сердца. – Тут Ингрид сделала жест, на который ее вдохновили остатки коньяка: будто срубила ножиком колосья.
Варвара сполоснула чайник кипятком, насыпала заварки и залила до самой крышки. Чайник был большой. Чтобы пить не разбавляя. Из семейных рассказов она знала, что такое чай «по-ленинградски»: когда заварку на донышке заливают чашкой кипятка. Пусть такой чай навсегда останется в прошлом. В рассказах бабушки о том, как пережили блокаду. Варвара помнила все, но предпочитала крепкий. Надо было применять дипломатию.
– За что такая жестокость?
– За что? – переспросила Ингрид голосом, предвещающим бурю. – Сейчас узнаешь, за что… Через час, как мы с тобой были у него, я подумала вернуться, поддержать человека, в горе, так сказать. Сказать слова утешение, похлопать по плечику, утереть слезки. Все-таки не каждый день театр теряет звезду, а главный режиссер – любовницу.
Сомнений не осталось: катастрофа стряслась с Мукомоловым. С чего бы вдруг? Ингрид знала, что Торчак его любовница, и не ревновала. Своим мужчинам она давала столько свободы, сколько те могли осилить. Чтобы потом расставаться трагически и забывать на следующий день.
– Мукомолов от горя нахамил тебе?
Ингрид фыркнула:
– Если бы! Дала бы ему по морде, и занялись бы любовью на столе.
Варвара разлила чай и подвинула чашку подруге.
– Что помешало такому развитию пьесы?
– Представь: захожу к нему в кабинет, думаю застать в слезах и печали. А что же вижу? Кирилл смотрит по интернету новости про смерть Торчак, и у него отличное настроение. Не просто отличное. Улыбается во всю морду и чуть не прыгает от счастья. Хохочет, гад.
– Как будто исполнилось его заветное желание, – сказала Варвара, отхлебнув обжигающий чай.
В нее нацелился указательный палец.
– Вот именно! В самую точку, подруга! Вместо траура – мы танцуем на костях! Это каким же мерзавцем надо быть? Ну, я не сдержалась, выпалила ему в лицо все. Он выслушал с мерзкой улыбочкой и говорит: «Все сказала? А теперь пошла вон! Ты мне больше не интересна».
– Большой риск с его стороны.
– Ему повезло, – сказала Ингрид, обжигаясь и плюясь чаем.
– Пожалела гения режиссуры?
– Нет, стул пролетел мимо. Только телефон разбился… Как ты можешь пить этот кипяток?
Варвара сделала глоток, не чувствуя жара. Пора спросить про браслетик? Нет, не пора.
– Не верю, что на этом твоя месть закончилась, – сказала она.
– Не веришь? И правильно делаешь. За мной не заржавеет! Иду по коридору театра, а навстречу – сам Козицкий. Тут я вспоминаю твой заказ и понимаю: вот оно – отмщение мое. Хватило пяти минут, чтобы познакомиться. Через десять он пригласил меня в клуб. Извинился, что после спектакля у него важные дела. Закончит с ними – и сразу в клуб. Там встретимся. Вот так получилось! – Ингрид звонко щелкнула пальцами.
– У тебя талант.
– Да, легкая добыча… Варь, у тебя точно только чай остался?
Варвара развела руками.
– Вы пошли в клуб, – поторопила она события. – Что там случилось?
С брезгливым лицом Ингрид сделала глоток.
– То, чего не могло быть. Первый раз со мной такое.
– Прости, с утра у меня плохо с догадками, – призналась Варвара. А чай бодрил. Грех называть божественный напиток бурдой. Бурду в отеле подают. Тут, неподалеку.
– Как я сразу не разглядела, – сказала Ингрид, рассматривая чашку. – Козицкий – образец мужественности, скульптурный красавчик, мечта женщин, магнит желаний. Таким кажется на экране. А в жизни…
– Что-то не так?
– Как тебе объяснить, чтобы не материться…
– Это легко.
– Ну, допустим… Подхожу я как-то к любимой кофейне. А там на подоконнике два мальчика целуются. Обычные такие парни, студенты. Современные. Модно одетые. Только целуются. Я подумала: «Хорошо, отлично, круто, и у нас Европа». Но пошла в другое кафе. Вот такая история…
Оказывается, желтой прессе известно не все о звезде театра и кино Козицком. Нет у них таких надежных источников, как Ингрид.
– Козицкий… – начала Варвара и не закончила.
Ингрид кивнула:
– Не стесняйся, подруга. Гей – литературное слово. Я оказалась слепа. И ведь повел меня в нормальный клуб. А там, вместо того чтобы меня клеить, стал тусить с каким-то парнем. Такой вполне ничего, никогда не скажешь, что… Ну в общем, ты понимаешь. Мне Козицкий предложил быть друзьями. Я ему, видите ли, дерзкого мальчика напоминаю. В знак вечной дружбы наградил вот этим. – Она подняла запястье, на котором висел пластиковый браслетик.
– Зачем он это на тебя нацепил?
– Наверное, знак подруги гея.
– Откуда у него строительная стяжка?
– Извини, забыла спросить. Дай ножницы, сорву эту дрянь…
Варвара принесла кусачки, которые остались в сумочке, и избавила подругу от сомнительного украшения. Ингрид стала тереть руку, будто с нее сняли наручник, а Варвара незаметно отложила стяжку в сторонку.
– Тебя задело?
– Да плевать я хотела, – ответила Ингрид и брезгливо отодвинула чашку с отличным чаем. – Совпало кое-что. Не хочу об этом говорить…
– Козицкий радовался смерти Торчак? – вырвалось у Варвары. За что получила от подруги строгий взгляд.
– Ты откуда знаешь? Что тебе об этом известно? А я понять не могла: ты не удивилась, когда Мукомолову сообщили о смерти Торчак. Ты что, с ними заодно?
