Митя двинулся следом, но наткнулся на окрик. Варвара позвала так, что массовка, толпившаяся в коридоре, оглянулась как один. Митя поморщился, что не ускользнуло от Варвары, и пошел на зов.
– Привет, – без радости сказал он, разглядывая Пансофия и белые штаны.
– Почему Зайкова в слезах? – спросила она настолько равнодушно, насколько могла. Нельзя же спросить: с какой стати ему дарят поцелуйчики студентки? Или это часть привилегий ассистента по актерам?
– Вечная история, – ответил Митя и махнул рукой. Куртка задралась, открывая запястье. На нем красовался пластиковый браслет. Красного цвета. Мелькнул огоньком и скрылся в рукаве.
– Вместо Трофимовой на роль утвердили Зайкову?
Митя глянул так, будто она знала все тайны телевидения.
– Не утвердили еще, – ответил он. – Но шансы у нее серьезные. У Зайковой надежда, у Трофимовой обида. Роль одна, претенденток два десятка… Актерское везение.
Не зря Митя прятался за дверью павильона. Не хватило смелости разнять сокурсниц.
Пансофий топтался за спиной Варвары.
– Митя, вот тебе помощник, – сказала она, подталкивая его за локоть вперед.
– Привет, – ответил Митя, поглядев на стрелочки белых брюк и не протянув руки. – Я Дмитрий… Дмитрий Игоревич. Чем занимаешься?
– Да так, не особо чем, – ответил юноша из провинции.
Они стояли друг напротив друга, как отражение.
Варвара поняла, что пора вмешаться.
– Митя, Пансофий будет поступать в наш институт, ему нужна временная творческая работа. Твоим помощником.
– Кто-кто? – напряженно переспросил Митя, который не мог запомнить фамилии персонажей Шекспира.
– Меня зовут Пансофий, – вмешался будущий работник кино, чем избавил Варвару от трудного объяснения. – Можно просто Софик.
– Пансофий, – повторил Митя опасливо, будто пробуя суши из рыбы фугу. – Ладно… Бывает… У меня сегодня трупа нет. Трупом будешь?
Пансофий сглотнул и глянул на Варвару.
– Нужно сыграть труп, – ответила она на немой вопрос. – Самая простая роль: вас загримируют, полежите в луже крови. Справитесь?
– Не знаю, – ответил Пансофий. – А что…
– Труп свежий. Огнестрел в грудь, – ободрил Митя. – Полежишь в декорациях, ставка – как за эпизод, три тысячи рублей. Потом к массовке тебя пристрою. Будешь массовкой рулить?
– Ну, не знаю… Я попробую…
Нехорошее предчувствие полетело по своим делам. Варвара убедила себя, что юноша слишком переполнен эмоциями. Воспитан и застенчив. Ничего, это культурная столица быстро исправит. Будет как Митя. Лучшего образца для подражания не найти.
– Пошли, Софик, – сказал ассистент по актерам, хлопая по спине живой труп. – Добро пожаловать в кино…
– Спасибо…
– Митя, можно тебя на пару слов…
От такого приглашения отказаться было нельзя. Митя поплелся к пожарному шлангу, оставив Пансофия среди массовки. Ничего, пусть привыкает.
– Покажи руку, – потребовала Варвара.
– Какую? – спросил Митя, пряча за спину обе.
– Правую. Если у тебя не выросла третья.
Митя не слишком охотно протянул то, что потребовали. Варвара без церемоний задрала рукав. Пластиковый браслет не отличить от строительной стяжки. Он ею и был: замочек и скушенный хвостик. Варвара точно помнила, что раскусила обе стяжки, которые держали пленника в обнимку с батареей.
– Откуда это? – спросила она.
– Что? Это? Ах это…
Трудно сказать: Митя слишком хорошо изображал дурака или был им.
– Да, вот эта стяжка.
Он освободил руку и натянул рукав.
– На удачу… Отгонять всякую гадость. У нас знаешь сколько тут всякой гадости.
Варвара знала. Она смотрела несколько серий его сериала.
– Оберегом завязывают красную нитку.
– А мне так захотелось! – с вызовом ответил Митя. – Взял и… и все.
– Откуда у тебя красная стяжка?
– Одолжил у осветителей. Варь, прости, мне пора.
Митя кивнул и направился к павильону. Подхватив Пансофия. И в щеку не чмокнул. Варвара заставила себя не придавать этому значения. Киношники – они безжалостные. Труп живым человеком заменяют. Какое бессердечие!
22
Торчак улыбалась нежно. К фотографии тянулись две гвоздики. Вместо траурной рамки снимок приклеили на большой лист черной бумаги. Только две даты. Без лишних слов. Звезды не нуждаются в деталях. Каждому заходящему со служебного входа сразу понятно, кого потерял театр.
Варвара задержала взгляд чуть дольше. Она пыталась угадать: как с маской и очками, да еще прикрытая капюшоном выглядела актриса, когда подносила ей поднос с бокалом. Ничего не понять, черное все скрадывает.
Тот же старый вахтер, только с покрасневшими глазами, спросил, куда она собралась. Варвара смело сказала, что Софию Валевскую ждет главный режиссер по личному делу. Вахтер глянул в какой-то список и пропустил. Даже подсказал: главный сейчас не у себя, а на сцене. Дорогу найдете? В театре она не боялась заблудиться.
Думать над одеждой для визита времени не было. Варвара надела проверенное. Пусть будет оригинальной москвичкой: в одном костюме. В конце концов, она смотрит в прошлое и будущее, а не в журналы мод. Поправив маску и насадив солнечные очки поглубже на переносицу, Варвара проследовала за кулисы сцены.
Кулис, вообще-то, не имелось. Зеркало сцены было затянуто густым черным бархатом. Посредине возвышался постамент, затянутый в красное. На нем стоял гроб, который походил на хрустальное ложе Спящей царевны. В гробу лежал Мукомолов, сложив руки на груди. Скорбящих братьев-богатырей не наблюдалось.
– Коля, левый софит чуть выше, – крикнул он, не открывая глаз. Пятно желтого света послушно сдвинулось с груди ему на лицо. – Хорошо, попал.
Целовать спящего царевича не хотелось. Варвара вежливо и громко кашлянула. Мукомолов повернул голову и открыл глаз.
– О, как приятно! Софи, проходите, не бойтесь!
– Я не боюсь, – ответила она и подошла к сказочному гробу.
Вблизи иллюзия театра оказалась обманом: вместо хрусталя, страз Сваровски и драгоценных каменьев, какие полагаются мертвым царевнам, уважающим себя, – прозрачный пластик и битые стекляшки.
– Печальная участь, – сказал Мукомолов, вытянув подбородок к свету софитов. – Вот готовим для нашей Карины последний спектакль. Ставим свет и тому подобное…
– Похороните в сказочном гробу?
Мукомолов растянул рот в улыбке:
– Интересная мысль… Какая мизансцена… Было бы красиво. Везде бы показали… Но нет… Это реквизит детского спектакля. Если использую вашу блестящую идею, не во что будет укладывать Спящую красавицу. Я бы, конечно, применил коробку из-под холодильника, но дети не понимают смелых находок. Им подавай примитивный гроб из хрусталя… Ничего, еще воспитаем новое поколение зрителей… Мы еще похороним Белоснежку в картонной коробке!
