Но и на этом ничего не заканчивается.
В открытое окно запрыгивает Никлаус, а за ним Кейси и другие из тех, кто предпочитают обедать на свежем воздухе. Ник выглядит не менее разъярённым, чем его сводный брат.
Господи, неужели, будет ещё одна драка?
Кейси бросается к Лу и загораживает её собой, я же бросаюсь к Нику и с мольбой во взгляде смотрю на него. Он лишь сильнее сжимает челюсти и достаточно грубо отводит меня себе за спину, вставая напротив Оливера.
Праздных зевак в помещении почти не осталось. Каждый выбрал свою новую сторону или остался на прежней. И если случится драка… Она будет самой масштабной из тех, что видели стены колледжа, я уверена.
– Я говорил тебе, чтобы ты не смел её трогать? – наигранно равнодушно спрашивает Никлаус.
Оливер зло усмехается:
– Это она меня трогала, братец. Может, ты не так хорош, как все вокруг фантазируют, а?
– Прекратите, – шиплю я, пытаясь вырваться вперёд. – Вы совершаете одну и ту же ошибку снова и снова!
– Это ты виновата! – вдруг раздаётся в толпе визгливый голос, и все взгляды устремляются к Барбаре. Она заметно смущается, но проталкивается сквозь толпу, чтобы встать рядом с Оливером, задрать подбородок и обличительно тыкнуть в меня указательным пальцем: – Если бы ты здесь не появилась, ничего бы из того, что было, не произошло! Тебе здесь не место, двуличная шлюха!
– Заткнись, Барб! – осаждает её Оливер, отпихивая от себя. – Это ты здесь шлюха.
– Ты… – теряется она, бледнея, глаза бегают от меня к Оливеру и обратно. – Ты защищаешь её?
– Никого я не защищаю! – взрывается блондин. – Осточертело ваше подхалимство! Осточертели заявления, что я ничего из себя не представляю! Ну? Кто ещё хочет переметнуться на их сторону? Я никого не держу! И если вы стоите рядом, потому что хотите что-то от меня получить, то хрен вам, а не моя помощь! Давайте, валите! Например, к нашей непревзойдённой Лу Келли, которая спала со мной, лишь бы быть «на высоте», а теперь заявляет о том, что я здесь мерзкий. К Никлаусу? Вот только он тоже играл в эту игру! Он её начал! Мой братец вообще никого ни во что не ставит, но опять же плохим оказываюсь я. – Оливер усмехается и делает шаг вперёд, не сводя с меня напряжённого взгляда: – А, может быть, вам нравится наша невинная Ани?
– Оливер, – рычит Ник.
– А что? Мы на протяжении месяца стелились перед ней ковриком, а она, бедная и несчастная, не знала кого выбрать. И я вам скажу почему. Хитрая и прозорливая, она понимала, что как только сделает выбор, всё закончится. Один из нас выиграет, и интерес к ней пропадёт. Она останется никому не нужной и забытой, да, милая русская? Удобно было сидеть на двух стульях? Оливер, мне нравится с тобой общаться, – передразнивает он меня и смотрит на брата: – Тебе она то же самое говорила? Говорила о том, что не хочет спешить? Держала на расстоянии вытянутой руки, и ни шага вперёд или назад, вместо того, чтобы честно признаться, что ей давно нравится только один из нас! Думаете, она не хотела обижать меня? – насмешливо обращается он ко всем. – Она не хотела обидеть себя! Давай, Ани, ты же так радеешь за честность. Теперь можно. Признай, что общалась со мной лишь для того, чтобы сохранить то положение, которое имела! Признай, что Ник тебе понравился сразу, а мной ты играла не хуже, чем мы играли тобой!
– Ты прав, – выдыхаю я, и в столовой воцаряется мёртвая тишина.
Разумеется, он прав! Я поступала неправильно, продолжая общаться с ним, когда знала о своих чувствах к Нику, и, что хуже всего, о чувствах Оливера ко мне. Да, они были ложными, но тогда я об этом не догадывалась. Тогда я прекрасно осознавала, что он хочет большего, но ничего не предпринимала, чтобы объяснить ему, что «большее» между нами невозможно.
– Ан-ни, – сужает на меня глаза Никлаус, в его взгляде сквозит озадаченность.
Я сглатываю горький на вкус ком и, смахнув с глаз слёзы, смотрю на Оливера:
– Мне жаль, Оливер. Я догадывалась о вашем споре, на подсознании знала, что вы оба не искренни по отношению ко мне, но… Вы мне нравились. Никлаус нравился вопреки всему плохому, что он мне сделал, а ты, Ол… Ты хороший человек. Я не о том, что ты хотел таковым казаться. Ты на самом деле хороший. А ещё ты красивый, сильный, смелый. И ты чуткий, Оливер. Да, Никлаус нравился мне сильней, но и ты мне нравился. И мне жаль, что я вводила тебя в заблуждение, не признавая свою влюблённость в твоего брата. Прости меня.
– Нравился?
– Влюблённость? Ты в меня… Аня…
Я не успеваю ответить ни одному из братьев, потому что в столовой раздаётся голос их матери:
– Что здесь происходит?!
Многие студенты заметно пугаются, по толпе проходит волна шепотков, они и сами, словно волны, расходятся в стороны, чтобы пропустить к нам директора. Некоторые из них благоразумно сбегают из столовой, другие возвращаются к своим столам, третьи, – те, что самые любопытные, просто отходят чуть подальше, чтобы не попасться под горячую руку.
Линда Грос, которую здесь величают Мегерой, сейчас выглядит точь-в-точь, как богиня возмездия. Нет, внешне она спокойна: одежда и причёска, как всегда, с иголочки. Держится с таким достоинством, что можно позавидовать. Но то ли дело в её тяжёлой ауре, то ли в надменном взгляде, которым она едва удостаивает студентов, то ли в резкой походке, но человека страшнее неё я, кажется, никогда не видела.
К тому времени, когда женщина равняется с нами, из всей нашей толпы остаётся восемь человек. Она отрывает от меня неприязненный взгляд и по очереди смотрит на своих сыновей:
– Мне спросить ещё раз?
– Всё в порядке, мам, – пожимает плечами Никлаус.
– Да, ничего особенного не происходит, Линда, – подтверждает Оливер.
Братья снова делают это: играют в одной команде.
– То есть почтенной миссис Ликс показалось, что здесь назревает драка, и она зря мучила свои старые суставы, чтобы добежать до моего кабинета и сообщить мне об этом?
– Всё так, – кивает Никлаус. – Никаких драк.
– Миссис Ликс ошиблась.
– Выходит, мои сыновья даже и не думали вновь ссориться из-за какой-то… студентки?
– Ваши сыновья? – усмехается Лу. – Здесь у вас только один сын.
Оливер впивает в неё предостерегающий взгляд, а миссис Гросс вздёргивает брови:
– Вам не хватило одного визита ваших родителей ко мне, студентка Келли? Хотите отчисления?
– За что? – не могу я промолчать.
– А тебя… Ани, давно следовало отчислить, – её яростный взгляд прошивает меня, как ножом. – Думаешь, я не в курсе из-за кого мой сын целую неделю ходил с синяком? Ты и сейчас хотела проделать то же самое, так?
Я гашу в себе вспыхнувшую вспышку злости, но всё равно выхожу вперёд, ближе к женщине, которая только и может, что винить всех вокруг в том, в чём виновата сама.
