Я часто-часто киваю, силясь сдержать слёзы. В груди бушует ураган противоречивых чувств. Сердце буквально рвёт на части от необходимости выбора, как поступить: по уму или по велению собственных желаний.
Никлаус перехватывает меня за плечи, чуть отстраняет от себя и твёрдо смотрит мне в глаза:
– Новенькая, я полечу с тобой, хочешь ты того или нет.
Я всхлипываю и киваю:
– Да, Никлаус, пожалуйста, лети со мной…
Глава 25. Родителей не выбирают
Мы с упоением целуемся в кабинке колеса обозрения, которое делает круг за кругом. Но на этом наш вечер не заканчивается. Мы заказываем пиццу в домик на пляже и, приехав туда, усаживаемся в кресла на балконе и долго разговариваем о сокровенном и не очень, наблюдая за закатом.
Не передать словами, как я счастлива этим вечером.
А затем наступает ночь, полная страсти и любви.
Впервые в жизни я настолько эгоистична, и полностью наслаждаюсь этим ощущением.
Мысль, что Никлаус полетит со мной на мою родину, окрыляет, буквально подбрасывая меня к звёздам, что таинственно подмигивают мне из-за окна.
Нам приходится встать с рассветом, мы совершенно не высыпаемся и шутим о том, что выспимся в самолёте. А затем Никлаус везёт меня на Робсон авеню, а сам едет в дом матери, чтобы взять документы и необходимые вещи. Я шутливо советую ему найти самый тёплый из зимних пуховиков и, поцеловав в щёку, иду в дом.
Меня встречает взволнованная и слишком деятельная сестра и сонный Роберт. Вика носится по кухне, зачем-то собирая нам с Никлаусом в дорогу еду.
– Господи, словами не передать, как я благодарна Нику за то, что он летит с тобой, Анют!
Мы с Ником позвонили им ещё вчера, чтобы сообщить о своем решении и попросить Вику купить ещё один билет на самолёт.
– Но он уверен, что хочет начинать всё сначала в лётной школе? – уточняет Роберт, пододвигая к себе кружку с дымящимся кофе.
– Уверен, – киваю я, ощущая укол стыда, который, впрочем, тут же гаснет под натиском более приятных чувств.
Мне не придётся справляться со всем в одиночку, потому что меня любят.
Вот так всё просто и безумно важно.
– Я горд за своего сына, – тоже кивает Роберт. – Отличный вырос парень, любящий.
Вика замирает на мгновение у своего мужа и со слезами в глазах сжимает пальцами его плечо, он накрывает её руку своей, тепло улыбается ей, а затем Вика снова начинает носится по кухне и что-то причитать.
Я улыбаюсь и иду наверх за своим чемоданом.
В аэропорт Лос-Анджелеса мы приезжаем около восьми утра.
Я ищу глазами машину Никлауса на парковке, надеясь, что он приехал сюда раньше нас, но не вижу её. Запрещаю себе беспокоиться, потому что мы договорились встретиться у стойки регистрации, и позволяю сестре обнять себя одной рукой за плечи, чтобы отвести в здание аэропорта.
– Парковка огромная, Анют, или он выехал позже нас, – успокаивающе шепчет мне на ухо Вика.
Я согласно киваю – мы с Никлаусом сами захотели провести ночь в доме на пляже вместо того, чтобы заранее съездить за его паспортом и вещами.
Автоматические двери разъезжаются в стороны перед нами, и сестра зачем-то аккуратно пихает меня вперёд. Я хочу вопросительно обернуться к ней, но слышу чей-то визг, а затем на меня набрасываются две пары рук.
– Думала улизнёшь от нас, как следует, не попрощавшись? – смеётся мне в ухо Лу Келли.
– Я не знала, что она собирается визжать на весь аэропорт, – саркастично замечает Бэлл у другого уха.
– Вы сумасшедшие! – не верю я своим глазам. – Встать в такую рань, чтобы проводить меня!
– Вообще-то, мы рассчитывали на встречу ещё вчера, – отстраняясь, хмыкает Лу. – Но кое-кого не оказалось дома.
– И я сказала им во сколько мы будем в аэропорту, – снова обнимает меня сестра.
– Спасибо, – с чувством выдыхаю я. – Вам всем.
– Идём к стойке регистрации? – перехватив ручку моего чемодана в другую руку спрашивает догнавший нас Роберт.
Мы все дружно киваем и отправляемся вслед за ним.
Никлауса там тоже нет.
Я регистрирую свой электронный билет, и мы всей нашей дружной компанией размещаемся на сидениях не далеко от стойки. Девочки не дают мне беспокоиться больше разумного, отвлекая меня от отсутствия Никлауса разговорами. Через полчаса Роберт решает, что стоит позвонить сыну, и я с разрастающейся тревогой в груди даю ему телефон Ника, который тот попросил меня взять из его комнаты, потому что вчера оставил его там.
– Наверняка, он попал в пробку, – кивнув самой себе, поглаживает меня ладонью по спине Вика.
Я кусаю губы и киваю. Думать о плохом совершенно не хочется, вот только сердце тревожно замирает раз от раза.
А когда объявляют посадку на мой рейс, я готова разрыдаться от боли и отчаяния.
Я не понимаю, что могло случиться, не понимаю, почему Никлауса до сих пор нет…
Но я заставляю себя подняться с места и по очереди обнять всех собравшихся на прощание. Они, не меньше меня, расстроены отсутствием Никлауса, но стараются этого не показывать. Роберт делает ставку на то, что в этом как-то замешана Линда, обещает разобраться во всём. Вика предлагает перенести вылет на завтра. Я отказываюсь. До России и так лететь около шестнадцати часов, а маме помощь нужна уже сейчас.
Я перехватываю у Роба ручку своего чемодана, вручаю ему в обмен телефон Никлауса и прошу:
– Пожалуйста, сообщите мне, как только станет возможным, что с Ним всё хорошо, ладно?
– Конечно, родная, – силясь не заплакать, обещает сестра.
Иногда Никлаус слишком быстро водит машину. И никогда не пристёгивается…
Я встряхиваю кудрями, расправляю плечи, впитываю в себя лица дорогих людей и стремительно направляюсь в сторону коридора посадки на самолёт.
С Никлаусом всё в порядке. Я уверена. Возможно, он просто передумал лететь со мной…
* * *
С приземлением самолёта на родной земле, в аэропорту родного города, я перестаю думать о чём-либо, кроме мамы. Пока мне достаточно лаконичного сообщения от сестры, полученного ещё перед взлётом самолёта, в котором говорилось, что с Никлаусом все в порядке.
Возможно, он действительно застрял в пробке на дороге и не успел на рейс. Возможно, его задержало что-то другое. В любом случае, сейчас его со мной нет, и мне, всё же, предстоит справляться со всем одной.
Нет, я не винила Никлауса. Просто иногда тяжело принимать действительность такой, какая она есть, особенно после того, как нафантазировал о том, какой она могла быть.
Да, шестнадцать часов одинокого перелёта вогнали меня в апатию, из которой мне теперь сложно выбраться.
