Радецкий покосился на спящую рядом женщину, сон которой совершенно не тревожили ни молнии, ни догнавший их наконец гром, и улыбнулся краешком губ, потому что всегда улыбался, когда на нее смотрел.
Он был уверен, что жизнь дана для того, чтобы получать от нее удовольствие, и черпал его большой ложкой отовсюду – из грозы за окном, хорошего фильма, удачной книги, порции суши в любимом японском ресторанчике, скорости, на которой привык гонять по трассе, занятий фитнесом, своего дома и у этой женщины, без которой теперь не представлял своей жизни.
Снизу раздалось сопение и тут же недовольное кряхтение. Кряхтел мопс Беня, а сопела проснувшаяся Фасолька, сидящая рядом с кроватью и смотрящая на хозяина с вопросом: волноваться уже или пока не стоит?
– Не стоит, – вслух заверил ее Радецкий, слез с кровати, подошел к незашторенному окну.
Очередная молния разрезала небо пополам, громыхнуло практически сразу, с задержкой в доли секунды, что означало, что его коттеджный поселок находился в самом эпицентре грозы, тут же ливануло, скрыв за водной пеленой здание бани, беседку и растущие во дворе деревья. Стучал по подоконнику первый в этом году дождь, били в стекло ветви растущей под окном яблони. Тихо сопела Влада, которая совсем ему не мешала, когда спала в его постели. Другой уровень нежности, вспомнилось ему.
Радецкий не испытывал по поводу ночной грозы никаких эмоций. Разбушевавшаяся стихия не имела к нему и к его счастью никакого отношения, однако он все стоял у окна, глядя на нее, потому что в неистовости природы было что-то завораживающее. Как и положено грозе, она довольно быстро начала уходить, унося огненные всполохи молний в сторону города. Бросив последний взгляд в окно, Радецкий снова лег в постель и тут же уснул. До звонка будильника, который каждое утро раздавался ровно в шесть, оставалось два часа.
