Мейсон вскинул руки в защитном жесте, поняв, что Лом почти готова насадить его на вертел.
– Я осмотрел ее, она абсолютно стабильна. С ее телом все в порядке.
– Все это так странно. – Лом недоверчиво покачала головой. – Уверена, ты что-то скрываешь, парень. Все вы скрываете. Кстати, а где Кай? Чувак будто испарился. – Она ткнула пальцем в сторону Мии. – Он выглядел так же паршиво, как и она.
Мейсон вспыхнул при одном только упоминании о Кае. Он будто снова услышал его голос, сыплющий оскорбления. Воспоминания о той ночи в хижине и устроенной Каем резне оставили в его сердце неизгладимые шрамы. Даже с оружием в руках толпа оставалась просто стадом овец против волка, способного растерзать их в клочья. Мейсон недооценил опасность, исходящую от него; Кай, казалось, был создан разрушать – непостоянный и не испытывающий ни малейшего сочувствия к тем, кто не вызывал у него симпатии. Мейсон, только что едва не расставшийся с жизнью, совершенно не горел желанием снова подставлять горло под удар клинка.
– Что? – подзадорила Лом. – Ты запал на этого парня?
– Что? Нет! – с отвращением ответил Мейсон. – Он ско…
– Тина! Тина!
Невнятное бормотание доктора прервал пронзительный крик. На протертом диванчике около окна прыгала тень. Угасающий солнечный свет, проникающий в душный бар, едва касался темных углов зала.
– Тина! Тина! – орал незваный гость.
Мейсон почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Сердце забилось в лихорадочном предвкушении, словно в глубине души он привязался к этому существу и его хозяину.
– Это что, ворона? – обеспокоенно спросила бармен.
– Ворон, – поправил Мейсон, прочистив горло. – Это ворон.
– Да плевать, кто он такой, как, черт возьми, он сюда попал?
– Так же, как и все остальные, – проскрежетал голос позади них.
Мейсон стремительно обернулся, а Лом испуганно вскрикнула. И вот спустя три долгих года перед доктором снова предстал старик из домика в секвойе. Его всклокоченные серебристо-черные волосы блестели, как нефтяное пятно, а огромные глаза лучились весельем, когда он одарил присутствующих жуткой безжизненной улыбкой.
– Какого хрена! – Лом отскочила назад.
Гавран растянул губы шире, обнажая острые, как битое стекло, зубы. Он указал на окно.
– Вошел через дверь.
Ворон закаркал, захлопал крыльями, затем скользнул к Гаврану и взгромоздился на его плечо.
– Это не дверь, Гавран, – раздался позади голос Амы. Она выглядела изможденной, под глазами залегли темные тени.
– Ты нашла человека, которого искала? – осторожно спросила бармен.
Ама не ответила, ее внимание было приковано к старику.
– Меня не найти, – буркнул Гавран и присел. – Я тот, кто находит. – Его тон смягчился, на последнем слоге превращаясь в низкий тревожный стон, напоминающий вой умирающего животного.
Безжизненная улыбка сменилась мучительной гримасой; на это было больно смотреть. Блеск чернильных глаз Гаврана померк, сменившись слабым мерцанием черных и серых искр. Ворон на его плече дернулся и издал душераздирающий крик.
– Она ушла, – проурчал Гавран, и Мейсон догадался, что этот тихий горловой звук выражает его горе, рвущееся наружу. Старик посмотрел на Аму. – Я должен ее найти.
– А ты можешь? – спросила Ама.
Гавран наклонил голову и щелкнул языком, затем задрожал и вновь повернулся к Мие. Он коснулся ее щек скрюченными, как когти, пальцами. Невзирая на грубые мозоли, покрывающие его жесткую обветренную кожу, он бережно, с трепетом любящего родителя обвел ее брови. На его вытянутом грозном, как лезвие клинка, лице пролегли глубокие борозды морщин. Они говорили о его возрасте и сладкой горечи воссоединения, произошедшего слишком поздно.
– Возможно, я не вернусь, – промолвил он наконец.
Впервые за все время их знакомства Мейсон увидел, как Ама дрогнула. Лицо волчицы побледнело, словно весь воздух разом покинул ее легкие. Он встречал это выражение раньше на лице каждого, кому он сообщал страшную весть о том, что их близкий умрет. Ама держалась получше многих, но если Мейсон в чем-то и разбирался, так это в бледных тонах истинной скорби.
– Нет, – возмутилась она, сперва сдержанно, а потом с вызовом. – Нет, не смей!
Пальцы Гаврана по-прежнему парили над лицом Мии. Он выглядел умиротворенно рядом с ней.
– Так много воспоминаний, – вздохнул старик. – Окна и врата для стольких страданий.
– Именно поэтому не смей… я не смогу. – Голос Амы сорвался, она прижала ладонь ко рту. Мейсон уловил легкую дрожь и сдавленный всхлип. Волчица изо всех сил пыталась подавить грозящую вырваться бурю. Ама была горда и никогда не раскрывала своих карт. Она шла наперекор себе, пытаясь удержать все под контролем. Доктору нестерпимо хотелось посоветовать ей прекратить игру и дать волю чувствам, пока не стало слишком поздно, пока она не пожалела о том, что впустую потратила драгоценное время, отпущенное на прощание. Хотелось, но он не посмел. Глубоко вздохнув, Ама взяла себя в руки и попыталась снова.
– Я всю жизнь была рядом с тобой. Мы найдем другой способ, как и всегда.
Лом схватила Мейсона за предплечье, сжимая пальцами то место, где остался шрам от метки Слуги. Краем глаза доктор заметил, что в ее глазах стояли слезы. Душили ли ее вопросы? А может, скорбь о предстоящей жертве бередила ее незажившие раны?
Чувство потери витало в воздухе, как нависшая угроза, страшная и неумолимая.
Гавран протянул дрожащую руку и сжал пальцы Амы, его глаза потускнели, как асфальт, покрытый туманом.
– Не волнуйся. Я всегда рядом. – Старик улыбнулся, как призрак на затихшем поле боя, без следа присущего ему веселья и озорства, которые запомнились Мейсону. Затем он произнес: – Ничто в мире не имеет конца, маленькая волчица. Все лишь меняется, как вода превращается в туман, а кости – становятся пылью.
Ама сжала его руку и кивнула. Ее это не убедило, но старый ворон в своей мягкой манере лишил ее решимости вести борьбу. Ама разжала дрожащие пальцы, выпустила руку Гаврана и отступила назад, словно расстояние могло заглушить ее боль.
Волчица ссутулила плечи и опустила взгляд, густые серебристые локоны скрыли ее лицо. Словно ребенок, брошенный на произвол судьбы, она вздрагивала и изредка всхлипывала, тихонько сглатывая слезы. Все слова были сказаны, Гавран медленно и неуклюже опустился на пол.
Он повернулся к Мие, его шея скрипнула, как ржавая петля.
– Я пришел исполнить свое обещание, Сновидица. Но сперва тебя снова нужно найти.
В комнате воцарилась тишина. Глаза Гаврана – черные дыры в иные измерения – медленно закрылись. Старик замер, приоткрыв рот. Легкие вздохи то срывались с его губ, то вновь затихали, как догорают угольки жизни. И все же они тлели, тихо и неизменно.
