– Да, вот так иногда бывает. Все думают, что белое платье – это пропускной дресс-код в райскую жизнь, а оказывается, что это всего лишь дорогущая тряпка на один вечер. Но, извини, тебе это не интересно. Ты слишком юн для подобной чуши.
– Откуда вы знаете, для чего я юн? – возразил парень.
– Огрызаешься? Правильно. Не позволяй никому тобой командовать просто потому, что родился на несколько лет позже. Я тоже думала, что мои учителя, мои родители и прочие знают что-то, чего не знаю я сама. Ну, вроде какой-то тайны, в которую посвящены люди за двадцать. Поэтому и слушалась. А сейчас понимаю – нет никакой тайны. Никто не знает, как надо проживать жизнь. Кто-то любит пироги с яблоками, кто-то – с капустой, кто-то, вообще, предпочитает пряники. Вот и с жизнью также. Идеального рецепта не существует; просто каждый пытается сотворить нечто более-менее съедобное из имеющийся у него ингредиентов.
– Моя мама владеет пекарней, – зачем-то ляпнул Даня.
– Да ну? И что за пекарня?
– Ну, она совсем небольшая. «Рогалик с кремом» называется. Это их фирменное блюдо, можно сказать. Пятнадцать видов рогаликов с самыми разными начинками, начиная от классического заварного крема, сгущенки и заканчивая вареньем из розовых лепестков, – как по писанному выдал подросток. Кроме журналов по дизайну в доме Рябиных во всех углах были натыканы старые рекламные проспекты из магазина матери. И от себя добавил: – Редкостная гадость на мой взгляд.
Стертая ладонь, действительно, выглядела неважно. В нескольких местах кожа оторвалась целыми лоскутами. Хорошо же он ею дорогу пропахал! Антисептик оказался обычным спиртовым раствором с отдушкой то ли зеленого чая, то алое. Даниил закусил губу, но все равно не обошелся без болезненного шипения.
– Перевяжи, – посоветовала водитель. – Помочь или сам справишься?
– Сам, – решительно ответил школьник, кое-как отрывая кусок бинта.
Однако манипулировать одной рукой, тем более, левой, оказалось довольно проблематично. К счастью, они уже въехали в какую-то арку. Женщина остановилась и, не глуша мотор, повернулась к Дане.
– Думаю, тебе все же пригодится моя помощь. Кстати, мы так и не познакомились. Меня зовут Тоня.
– Это не обязательно, – покачал головой тот.
– Что именно: моя помощь или знакомство?
– И то, и другое. Это ведь Коммунаров 110?
– Если верить навигатору, – согласилась водитель «Хонды».
– Здесь живет мой друг, у него найдется и бинт, и вата. Спасибо за беспокойство, но… – Даня уже потянулся к ручке двери. Эта дамочка с ее рассуждениями о булках и снисходительной иронией в каждом взгляде уже изрядно его достала. Подростку плевать было на ее имя, равно как и на ее проблемы. – А это еще зачем?
– Возьми, – Тоня вытащила из кошелька две тысячные купюры. – И не надо на меня так смотреть, ей Богу. Словно я старая извращенка, платящая молоденькому красавчику за секс. В конце концов, ты пострадал. Мне не стоило так лететь. Так что это – законная компенсация.
– Вот еще, – фыркнул парень. – Моя рука не стоит двух тысяч.
– Правда? – изогнула бровь женщина. – А сколько она стоит?
«Не так уж она и стара», – подумал Даня, приглядываясь к Тоне внимательнее. Женщина не делала ни подтяжек, ни так называемых «уколов красоты». Это было понятно по ее живой мимике. А еще Тоня не пользовалась ни тональным кремом, ни автозагаром. Может, только слегка припудривала многострадальную т-зону, о которой Даня был наслышан от своей младшей сестры, постоянно боровшейся то с прыщами, то с шелушением, покупая один за другим бесполезные кремы и маски. Все-таки общая ванная – это зло.
Да, владелица «Хонды» пересекла сорокалетний рубеж, но ее увядание имело оттенок благородства, а не превращалось в шутовство. Она явно следила за собой, но не предпринимала бесполезных попыток остановить время, как многие ее ровесницы. Просто шагала с ним в ногу. И эти ее «мальчик», «ребенок», с которыми она недавно обращалась к Дане, служили не для того, чтобы позлить пассажира. Просто он годился ей в сыновья, и Тоня с легкостью это признавала.
– Хорошо, – согласился Рябин. – Помогите мне с бинтом, но денег никаких не надо. Серьезно.
– Глупо настаивать, – купюры тут же исчезли туда, откуда появились. – Руку давай.
Тоня определенно умела делать перевязки. Пальцы с длинными ногтями так и порхали вокруг его ладони. Ногти, кстати, тоже были свои, окрашенные темно-бордовым, почти черным лаком. На пальцах сверкало небольшим прозрачным камушком одно-единственное кольцо. Завязав узел, дамочка выудила из своей сумки-выручайки сигареты, одну сунула в рот, остальную пачку протянула Дане.
– Будешь?
– Я не курю.
Он ожидал в ответ что-то вроде: «Вот и правильно, нечего здоровье гробить», – но Тоня безразлично пожала плечами, отвернувшись к приоткрытому окну. Щелкнула зажигалка, к запаху духов и искусственной мяты добавился табачный дым.
Все. Даниил с помощью какого-то шестого чувства, изредка связывающего двух малознакомых людей, понял: ему можно просто вылезти и потопать к подъезду, а можно остаться сидеть. Тоне было без разницы – она ушла в себя, вместе с дымом выпуская из легких только известную ей горечь. Он просто подросток, который не вовремя выскочил на дорогу перед ее машиной. Его присутствие или отсутствие для нее ничего не значит, как и ее помощь ему.
– Даниил, – вдруг произнес Рябин. – Можете звать меня Даней.
«Зачем ей меня звать?» – одновременно с этим спросил он сам себя.
– Хорошо.
– Не хотите как-нибудь сходить в кафе?
А вот это явно было лишним и совершенно ненужным ни парню, ни тем более – Тоне. Но почему-то просто покинуть ее в таком состоянии Даня не мог. Это было как-то… нечестно. Все-таки она тоже пострадала, о чем красноречиво говорил пластырь на лбу.
Конечно, он не смог бы избавить владелицу «Хонды» от гнетущих мыслей. Даниил Рябин – плохая замена тем двум бутылкам вина, которые будут сегодня распиты Тоней в одиночестве. Но от него хотя бы не будет похмелья. Или будет?
Женщина щелчком отбросила недокуренную сигарету. Даниил был хорош собой и до безумия молод. Лет через десять-пятнадцать этот мальчишка вырастет в довольно привлекательного мужичка. Возможно, пройдет еще немного, и в нем появиться некоторый налет шарма как у Джорджа Клуни или какого-нибудь восточноазиатского актера под пятьдесят. А, может, он просто облысеет, приобретет пивной животик и отвратительную привычку валяться на диване в семейных трусах.
Сейчас же Даня больше всего напоминал подросшего Амура. Светло-русые кудряшки, тонкие стрелки нахмуренных бровей, чуть заметная ямка на подбородке. Эдакий падший ангелок, который еще пытается сохранить в себе остатки святости. Грустный ангел, которому так и не удастся вернуться на небеса.
«Где же твои крылья, дорогой? О чем ты так задумался, что не заметил летящую на тебя тонну железа?» – вертелось в голове у Тони, пока какая-то ее часть обдумывала предложение парня.
