– С ним все было в порядке, – поспешила я с заверениями, но тут же засомневалась. Я была настолько зла и напугана тем, что Доброслав собирался со мной натворить, что просто не обратила внимания собственно на самого мужчину.
Господи… ведь у него может приключиться припадок. Какая я же дура! Не могла потерпеть десяток минут. Ведь это же Слава, мой Слава, а не посторонний дядька. А я устроила бурю в стакане.
– Я сейчас к вам приеду, – донесся до меня сквозь треск помех голос Алисы Григорьевны. – Если Доброслав объявится, обязательно позвоните мне, хорошо?
– Да… да, конечно, – часто-часто закивала я.
Будто врач могла это видеть!
Все. Теперь мне ничего не осталось, кроме ожидания. На полу подсыхали уродливыми наростами ошметки переваренного риса. Пока Слава не пришел, надо убраться. Для начала хоть осколки собрать. Присела на корточки и принялась собирать остатки тарелки. Жалко, хорошая тарелочка была. Не помню, откуда она взялась. То ли кто-то подарил из друзей, то ли сама купила в приступе небывалого транжирства.
Такие у меня иногда случались, заставляя после неделями вздыхать и мучиться угрызениями совести. И тогда Доброслав обычно бросал какую-нибудь фразу, вроде: «Нам в этом месяце обещали премию повысить». Или начинал вдруг ни с того, ни с сего пересчитывать деньги в своем кошельке, специвльно сбиваясь пару раз, чтобы я обратила внимание, как много у него разноцветных бумажек. Это был его способ утешить меня, убедить, что даже, если я разбазарю все свое состояние на ненужный хлам, он по-прежнему сможет обеспечить меня необходимым.
Я уставилась на осколок с половинкой синего цветочка. Не помню… хоть убей, не помню, где мы приобрели этот набор посуды. Доброслав бы точно сказал. И обязательно добавил бы в конце: «Чтобы ты без меня делала, Лерик? Пришлось бы все записывать, ты бы на ежедневниках разорилась»
– Что я буду без него делать? – вслух спросила я себя.
Гибель одной тарелки лишила остальные два десятка предметов всего смысла. Теперь его не выставишь гостям. Его придется стыдливо прятать в закрытом ящике, словно грязную тайну. А эти синие цветочки и золотая кайма из украшения превратятся в напоминание о сегодняшнем ужасном дне. О моей несдержанности и глупости.
Продолжая раздумывать над хрупкостью счастья и керамики, я глотала слезы сожаления и жалости к самой себе и мужу, пока острый край осколка не впился в палец, немедленно разрезая кожу. По белой керамике побежала красная капелька крови.
Посасывая поврежденный палец, побежала в спальню за пластырем. Ругаясь сквозь зубы, потому что ранку щипало и подергивало, начала свои раскопки. На пол полетели сложенные вчетверо полотенца, тряпочки-прихватки и отглаженные носовые платки. Старая обувная коробка, приспособленная под аптечку, по закону подлости была задвинута к самой стенке комода. Я всегда старалась сохранять некое подобие порядка, помня о рассказанном моей подругой случае, когда ее подслеповатый дед перепутал таблетки. Не смог прочитать название, понадеявшись только на внешнее сходство. И вместо того, чтобы понизить давление, чуть от желудочного кровотечения не умер. А потому внутри мой коробок был поделен на несколько отделений. Одно для пузырьков: йод, зеленка, борная кислота. В другом хранились бинты, третье было отдано под мази, а самое большое заполнено таблетками. Только в упаковках с инструкциями, и только годными.
Я вынула палец изо рта, и сейчас же из пореза вновь побежала кровь. Хорошо резанула, глубоко, до самого мяса. Одним пластырем тут не обойдется, придется накладывать полноценную повязку. Кое-как, с помощью оставшихся девяти пальцев оторвала кусочек ваты и замерла: между упаковками анальгина и блистером желудочного средства лежала коробочка с изображением женщины, мужчины и ребенка не старше шести лет. Как она оказалась тут, среди лекарств, мне было неведомо.
– Ты знал, – пробормотала. – Ты знал, сволочь.
Позабыв о своем ранении, я принялась перебирать карточки. Слава был прав, они выглядели крайне странно. Одни напоминали скорее эскизы, чем полноценные картины. Смазанные лица, кое-как вырисованные тени. Другие же были выписаны с чрезвычайной тщательностью. Старческие лица нарисованы до последней морщинки, до сосудистой сеточки на крупных носах. Швы на одежде были изображены так правдоподобно, что появлялось желание ухватиться за кончик и отрезать мешающуюся ниточку. Но как бы не выглядели герои, их всех объединяло одно – глаза. Излучающие спокойствие и счастье. Глаза людей, чудом спасшихся из пожара, сумевших вовремя покинуть разрушающееся здание или тонущий корабль, и теперь уверовавших в собственную неуязвимость.
Бумага оказалась качественной, плотной, больше мялась, чем рвалась, но все равно первая картинка вскоре превратилась в клочки. Потом мною была растерзана вторая, третья…В себя пришла, только уничтожив больше половины картонок. Вокруг пол был усыпан разноцветными обрывками, но мне стало легче.
В тот день мошенник в синих очках вызвал больше злость, чем напугал. Нагадал какую-то мерзость, испортил мне настроение, а я как-то совершенно по-детски повелась на его розыгрыш. Но где-то в глубине души возникло чувство незащищенности. Будто озвученное предсказание запустило давно нависшее над нами проклятие. Я гнала от себя дурацкую мысль, что тот горбоносый шарлатан и его подружка-цыганка имеют какой-то дар, некое чутье, способность видеть чужое будущее. Это просто невозможно, это бред. Магии не существует, нет ни медиумов, ни духов. Просто заготовленные заранее фразы, вроде: «Ждет тебя большая потеря, но затем все наладится». Но вновь и вновь передо мной возникал образ сидящего за столом человека в костюме. Его глаза смотрели не на меня, и в не карты, а куда-то… в другое измерение, я бы сказала. И от этого взгляда становилось жутко. Он не выглядел ни отрепетированным, ни придуманным специально для наивных клиентов доморощенного ведуна.
«Вы очень храбрая женщина». – Кажется, именно так он выразился. Но сейчас я не чувствовала себя ни храброй, ни сильной. Мой муж медленно терял рассудок, надо было это признать. А мне ничего не оставалось, как сидеть посреди учиненного мной же беспорядка и плакать.
Звонок заставил подскочить на месте.
– Да? – шмыгнув носом, прогнусавила я в трубку.
– Здравствуйте. Вы – Валерия?
– Да, – повторила я. – В чем дело?
– Вам звонят из третьей больницы. Полчаса назад к нам поступил пациент, Астахов Доброслав Семенович. Как я понимаю, это ваш муж?
– Скажите, что с ним? В каком он состоянии?
– Не могу вам сказать. Его сразу же доставили в реанимацию, сейчас им занимаются наши врачи. Доброслав Семенович поступил к нам в бессознательном состоянии. С ним была какая-то девушка. Агата, кажется. Сейчас гляну… Да, Агата Пронина. Не знаете такую?
– Нет, в первый раз о ней слышу, – по спине побежали крупные мурашки.
Мысленно я уже паковала все необходимо и строила маршрут до больницы. А путь предстоял не близкий – в другой район города. Не выпуская телефона, начала метаться из угла в угол. Надо захватить свой паспорт, мед страховку, амбулаторную карту Славы на всякий случай. Подобные происшествия не отупляли меня, а словно переключали в режим автопилота. Только уложив все необходимое в пакет и вызвав такси, я поняла, куда и зачем еду. И снова заплакала.
