«В том-то и изюм», – как сказала бы одна из девчонок, работающих в книжном, что располагался прямо под магазинчиком Вики.
Изюм там или курага, или какой еще непонятный сухофрукт – не важно. Так или иначе, а мировоззрение Виктории медленно, но верно, смещалось куда-то в сторону. Абсолютное становилось относительным, невозможное – вполне привычным. Вика размышляла об этом, глядя в белоснежный потолок своей недавно отремонтированной спальни. Ничего не напоминало о пожаре, в котором, как она недавно узнала, ей было суждено погибнуть. Если бы не видения Романа… Это напоминало один из фантастических рассказов, столь любимых Викторией. Провидец, способный предотвратить чужую смерть. Человек, который может заглянуть за пределы бытия. И всему этому было вполне разумное объяснение. Во всяком случае, в устах Сандерса оно звучало вполне разумно. Измененная под действием определенных образов психика работала почему-то иначе, являя похожие на галлюцинации образы. Вот и все. Виктория и сама неоднократно чувствовала на себе действие Шиллевских знаков, и если у нее один взгляд на татуировку Сандерса вызывал смутное чувство надвигающейся неотвратимости, то, что уж говорить о самом художнике? Он-то вообще с самого детства пялился на подобные символы, на целые их сонмы, на сложные переплетения прямых и изогнутых линий, скрытые в репродукции.
Гораздо больше удивило Вику другое признание. Как пелось в одной старой попсовой песенке: «Знаю, я любил тебя до нашей встречи». Но если у «Savage garden» это было не более чем красивым преувеличением, то в их с Романом случае не было нужды ничего приувеличивать.
Уже дома, отойдя от произошедшего, он признался, что Вика явилась ему примерно за неделю до той самой, знаковой для обоих, выставки. Но когда женщина попыталась выведать подробности, Сандерс странно замялся и неохотно ответил: «Видение было столь стремительным, что я почти его не запомнил… Но когда увидел тебя, стоящую перед «Лестницей», мои ноги сами сделали шаги на встречу». В это верилось с трудом, учитывая, сколько раз художник вытаскивал ее из всевозможных передряг, ни разу не ошибившись. Но настаивать Вика не стала; в упертости Роман мог посоревноваться с любым ослом.
Ленивое полузабытье прервал телефонный звонок. На экране высветилось «Алиса А», так что пришлось ответить. С просонья у Вики всегда был такой голос, будто она долго плакала, прежде чем взять трубку: хрипловатый, с каким-то подмяукиванием.
– Привет! – Зато старшая сестра Романа, даже будучи невидимой для собеседника, прямо-таки лучилась оптимизмом. – Я тебя не разбудила?
– Да нет, я не спала, – шмыгнула носом Вика. Вот только заболеть не хватало!
– Не возражаешь, если я приеду вместо братца? У него какое-то неотложное дело.
– Дело?
– Да-да. Тридцать первое декабря, и все такое. Но ты же его знаешь: для Ромки не существует ни выходных, ни праздников. Притащился ко мне вчера, сунул под нос список покупок, а сам умчался невесть куда. Кажется, у братца нарисовался очередной покупатель, и он не хочет срывать выгодную сделку. Эх, корысть его погубит! – вздохнула Алиса. – Ладно. Надеюсь, ты меня поняла. Как и договаривались, подъеду к двум часам. Так что готовься!
И Вика начала готовиться. Заставила свое тело вылезти из теплой постели, умыться и кое-что проглотить на завтрак. Сегодня ее ожидал настоящий пир. Судя по рассказам Сандерса, даже в самые непростые времена в их семье на праздничном столе не оставалось свободного места от всевозможных закусок и горячих блюд. Дорогую свинину могла заменить более дешевая курица, но гости никогда не уходили от Александровых с пустыми желудками. Вслед за родителями той же традиции начали придерживаться и Рома с Алисой. И все же до трех часов было еще полно времени, а глотать голодную слюну не хотелось.
Горячий кофе и бутерброд с маслом если не приподняли Вике настроения, то сил точно придали. Так что к назначенному времени она успела искупаться, тщательно уложить свои короткие волосы, накраситься и собрать небольшую сумку. Пусть Роман и утверждал, что ему абсолютно фиолетово: в спортивном костюме она будет или в роскошном платье, но личный кодекс самой Виктории не позволял встречать новый год на плоской подошве и в обычных джинсах. В сумку были сложены туфельки и черное платье, то самое, которое они с Надей купили для посещения выставки. Все эти три месяца платье провисело в шкафу, и стоило Вике расстегнуть молнию футляра, как на нее пахнуло осенним дождем и терпковатым запахом горящих листьев. Аромат этот подобно подзатыльнику окончательно привел женщину в чувство. Молочно-белый туман, укрывавший мысли, рассеялся. В последний раз, сидя с Романом на кухне, слушая его прерывающуюся речь и внимательно вглядываясь в его лицо, Виктория чувствовала себя растерянной и, что уж скрывать, испуганной. Сандерс знал о ней намного больше, чем она сама. И этот его дар, его проклятие, его психическая особенность, называйте, как хотите, заставляли женщину нервничать. Вике срочно требовалось понять, что с этим дальше делать.
Она никогда прежде не ночевала в чужом доме, да еще с малознакомым мужчиной, не рассказывала ему о пережитом ею кошмаре. Но Роман, словно умелый взломщик, открыл все замки и снял все запоры, которые прежде мешали Вике. Между ними не было никакой неловкости, никакого смущения. И это страшило женщину и одновременно приводило ее в восторг. Наверное, то видение было послано ему откуда-то свыше, не иначе. И хоть художник не верил ни в какие высшие силы, она-то в их существовании не сомневалась. И, подумав, Вика решила, что большего ей и знать не хочется. Пусть все идет своим чередом. Авось, теперь у нее есть свой личный ангел-хранитель.
К часу подошла Людмила. Виктория не совсем понимала, почему Сандерс пригласил ее соседку праздновать новый год в их компании. Раньше тот не выражал особого расположения к учительнице. Более того, однажды высказался в таком ключе: «Ты что, денег этой Люде должна? Уж слишком часто она к тебе забегает, не иначе, чтобы ты о долге не забыла». Никаких денег Вика ни у кого не занимала, но временами соседка раздражала и ее. Была в ней какая-то прямолинейность, граничащая с бестактностью, больше подходящая подросткам, а не замученным опытом тридцатилетним барышням. Вика предпочла бы поехать к Сандерсу одна. Но раз сам организатор пирушки изволил включить Люду в список гостей, возражать не посмела. Теперь в поступках художника, даже самых незначительных, Вике мерещились скрытые мотивы. И неожиданно проснувшаяся в нем благосклонность не имела никакого отношения к салату из морских гадов, как бы в том не уверяла Вику учительница.
Сестра Сандерса отличалась прямо-таки выдающейся пунктуальностью. Ровно в два часа раздался звонок в дверь, и из-за нее раздалось бойкое:
– Эй, хозяйка, открывай! Тут Снегурка с Дедом Морозом к тебе приехали.
– Чего? – Проворачивая ключ в замке и снимая цепочку, переспросила Вика.
– Того! – ответила румяная Алиса в голубой шубке и такой же шапочке. За спиной у нее топтался не менее довольный жизнью Егор, как и полагается настоящему зимнему волшебнику, с мешком наперевес. – Коня на колбасу пустили, сварили в супе петуха. В лесу гепард сожрал макаки и мозг, и шерсть, и потроха. Овца сама окоченела, змея растратила свой яд. Так будем мы дружить с собакой: собак корейцы лишь едят. С новым годом!
