– Чаю? – попытался улизнуть муж от ответа.
– Понял? – настойчиво повторила я.
– Понял. И все же, заварить чаю?
– У меня там посуда не домыта.
Возвращаться на кухню и домывать оставшиеся тарелки и чашки не очень хотелось. А вот желание оставить грязную работу на завтрашнее утро, а сейчас посидеть перед телевизором с чашечкой дымящегося напитка, возрастало с каждой секундой. Почувствовав мои метания, Слава предложил:
– Я после все сам помою. Отдохни.
– Ай, – недовольно цыкнула я. – Свежо сказание, да вериться с трудом. И почему я до сих пор тебя взашей не выгнала, а? Толку от тебя никакого. Только расстройства одни. Надо было слушать маму. Она правильно говорила, что брак – это тот же бизнес, и прежде чем выходить замуж, надо сначала просчитать все возможные риски. В девяносто девяти процентах случаев оно того просто не стоит.
– Твоя мама – мудрая женщина, – кивнул Доброслав.
– Вот именно, – не отрывая взгляд от телевизионного экрана, подтвердила я. А уже в следующее мгновение оказалась лежащей на спине. Надо мной угрожающе нависали с явным намерением затискать и зацеловать до потери сознания. – Нет, нет, не… Оу! Все, стой, стой, там что-то интересное показывают!
Слава оторвался от моей шеи, повернув голову в сторону говорящего ящика. Я воспользовалась этим, отпихнув его и возвращаясь в сидячее положение. На этот раз победа осталась за ним, долго бухтеть и обижаться после таких «нападений» я не могла, чем и пользовался этот коварный тип.
Пока я восстанавливала дыхание, он снова сделал телевизор чуть громче. Заканчивались восьмичасовые новости. Мне хватало всего раз в неделю посмотреть какую-нибудь информационную программку, исключительно для того, чтобы убедиться, что я не проспала третью мировую или выход очередного пакостного закона. А так вполне удовольствовалась информационной лентой в интернете, обычно пробегая лишь по заголовкам. И все же иногда новости привлекали мое внимание. Вот как сейчас. Симпатичная телеведущая рассказывала о каком-то вопиющем случае, врачах, страшных диагнозах и протестах, но после поцелуев моя голова не в состоянии была собрать все это в единую картину.
Зато Слава соображал за нас двоих.
– Я уже слышал об этом мальчике, Чарли
[27], – сказал он. – Да уж, несчастные родители.
– Так что там случилось? – Репортаж почти подошел к концу, и вникнуть в детали не удалось. – Почему они его отключили от аппарата?
– Ребенок родился нормальным, но уже после двух месяцев стал терять зрение и слух.
– Ужас какой!
– В итоге у него обнаружили генетическое заболевание. Эм… истощение какой-то ДНК, вроде так. Врачи сказали, что мальчик в любом случае умрет, так что нечего его еще больше мучить. Он не мог сидеть, сам не дышал, был эдакой живой куклой. Но родители нашли какого-то специалиста в США, обещавшего помочь. После того, как Чарли не разрешили забрать из больницы и начался скандал…
– Да-да, это я поняла. В дело влез Папа Римский и еще куча других сочувствующих праведников.
– Ты так говоришь, будто имеешь что-то против католической церкви, – усмехнулся Слава. – Супруги обошли кучу судов, но везде проиграли. Мальчонку определили в хоспис, где он и скончался. М-да, такие истории всегда… не знаю… поражают. Им даже проститься с сыном не дали.
– Скорее, раздражают, – не согласилась я. – Хорошо, у судей и врачей есть еще головы на плечах. Можно понять родителей. Когда умирает твой ребенок, не важно, какого он возраста, не важно, от чего, единственное твое желание – сохранить ему жизнь любым способом. Экспериментальные методы лечения, гадалки, медиумы… приложения к мощам, тут поверишь в любую ересь. Но эти протестующие? По их мнению вот оно – милосердие: на два-три месяца продлить существование малыша, обреченного на смерть? Он маленький, неразумный, он не может сказать, как ему плохо, и поэтому надо этим пользоваться?
– То есть ты так это понимаешь?
– Да. Я понимаю, поддерживать жизнь тому, кого может спасти операция или долгое лечение, которое в итоге принесет результат. Но вот это… – у меня не находилось подходящих слов. – Меня удивляет еще вот что. При сегодняшних методах исследований, когда можно найти нарушения у плода, почему рожаются так много безнадежно больных? Двадцать-тридцать лет назад, я понимаю, паршиво было даже с УЗИ. Но когда врач может узнать не только пол ребенка, но все генетические отклонения и предрасположенности, зачем от такого отказываться? А потом происходят подобные истории. Поэтому я и не смотрю телевизор. Как не включишь, по всем каналам собирают деньги на лечение. У одного муковисцидоз, у второго какая-нибудь форма ДЦП, у третьего вообще, не пойми какая болячка, которая встречается у одного человека из трех миллионов.
– Хокинг
[28], – как бы невзначай вставил в мою пламенную речь Слава.
– Ты еще мне про Бетховена расскажи
[29], – укоризненно посмотрела я на него. – Такие, как Стивен Хокинг рождаются раз в столетие. Это раз. К тому же не путай мягкое с теплым. Когда человек растет нормальным, здоровым, и только на третьем десятке у него обнаруживают такую гадость – тут нечего не поделаешь. А совсем другое, когда рождается существо без рук, без ног или как Чарли, который даже дышать не может самостоятельно. Нет, Слава. В этом случае я согласна с врачами. Не стоит продлевать мучения. Если нельзя спасти, лучше позволить умереть.
– Веселый у нас вечерок выходит, – мрачно заметил муж. – Я все же схожу, заварю чаю. Тебе как всегда: две ложки сахара и лимон?